Новости сайта Монастыри и храмы Северо-запада

21.03. 2010. На сайт "Монастыри и храмы Северо-запада России" добавлен альбом: Церковь во имя св. мч. Царевича Алексия в пос. Саблино

Каждому приехавшему в Саблино открывается странная картина - с северной стороны привокзальной площади находится каменный фундамент большого здания в довольно хорошем состоянии. На части этого фундамента построена маленькая церковь-часовня, освещённая во имя царственного мученика царевича Алексия. Остальная часть фундамента остаётся открытой.

История этого храма такова. В 1890-х годах возле станции Николаевской железной дороги сформировался дачный посёлок, в котором столичные жители отдыхали от городской суеты. Железнодорожная станция, как и посёлок, назывались "Саблино", по имени извилистой речки Саблинки протекающей через территорию посёлка. В посёлке в 1897 году была построена часовня, но она была маленькая и не вмещала всех желающих и потому решено было построить новый большой храм. 12 декабря 1904 года был избран комитет по постройке, председателем которого стал профессор Н.Н. Митинский.

13 мая 1905 года было получено благословение на постройку храма от митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Антония. 14 мая 1906 года у привокзальной площади было освящено место для постройки церкви. Участок этот принадлежал Николаевской железной дороге, но администрация уступила эту землю для строительства храма. 25 июня 1906 года состоялась закладка храма во имя Святителя Николая Чудотворца.

Полный текст и фотоальбом Церковь во имя святаго страстотерпца царевича Алексия в пос. Саблино

Новости сайта Литература и жизнь

31.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

М.Е. Салтыков-Щедрин. "Новые стихотворения А. Плещеева"

Михаил Евграфович Салтыков (псевд. Салтыков-Щедрин) (1828-1889) - русский писатель-сатирик, публицист, критик.

М.Е. Салтыков-Щедрин пишет: "Скромная муза г. Плещеева достаточно известна читающей русской публике; тем не менее мы охотно останавливаемся на вновь вышедшем собрании его стихотворений, так как, по нашему убеждению, г. Плещеев принадлежит к самым искренним и наиболее симпатичным русским поэтам.

Наше время, богатое всякого рода общественными недоумениями, представляет слишком немного благоприятных условий для спокойного творчества. В сущности, эти недоумения не прерывались никогда и отнюдь не составляют исключительной принадлежности именно современной эпохи, но нельзя не сознаться, что никогда они не чувствовались так живо, никогда так глубоко не захватывали всего человека, как ныне..."

Полный текст очерка М.Е. Салтыкова-Щедрина "Новые стихотворения А. Плещеева"

М.Е. Салтыков-Щедрин. "Новые стихотворения А.Н. Майкова"

М.Е. Салтыков-Щедрин пишет: "...история искусств показывает нам, что поэты-художники, по большей части, были люди второго сорта и далеко не досужие. Досужие люди, предававшиеся искусствам (потому ли, что они выродились, или потому, что в их однообразно безмятежной жизни недоставало тех переливов света и тени, которые составляют одно из существеннейших условий искусства), были в состоянии производить только ерунду и потому, для оживления своего досужества, вынуждались обращаться к людям "темного царства". Здесь тоже немаловажная заслуга со стороны последних, хотя заслуга и бессознательная. Они невольно способствовали постепенному освобождению "темного царства" из тенет, которые его опутывали, невольно выводили за собой из тьмы более или менее значительные группы узников, которые таким образом делались причастниками света. И хотя этот свет был смурый, хотя люди, сделавшиеся участниками его, сами неминуемо заражались умственным малокровием, тем не менее это все-таки был тот свет, к которому стремилось все живущее, и он-то делался общим достоянием.

Должно думать, что число этих новых участников с течением времени сделалось до того значительно, что оно подействовало выгодным образом и на духовное малокровие. Роли перевернулись; прежде досужество развращало пришельцев и подчиняло их условиям своего малокровия; с течением времени уже пришельцы стали развращать досужество и постепенно подкрашивать его лимфу. И не надобно совсем думать, что в этом процессе досужество играло какую-то страдальческую и вынужденную роль - совсем напротив..."

Полный текст очерка М.Е. Салтыкова-Щедрина "Новые стихотворения А.Н. Майкова"

М.Е. Салтыков-Щедрин. И.С. Тургенев

М.Е. Салтыков-Щедрин пишет: "Тургенев был человек высоко развитый, убежденный и никогда не покидавший почвы общечеловеческих идеалов. Идеалы эти он проводил в русскую жизнь с тем сознательным постоянством, которое и составляет его главную и неоцененную заслугу перед русским обществом. В этом смысле он является прямым продолжателем Пушкина и других соперников в русской литературе не знает. Так что ежели Пушкин имел полное основание сказать о себе, что он пробуждал "добрые чувства", то то же самое и с такою же справедливостью мог сказать о себе и Тургенев. Это были не какие-нибудь условные "добрые чувства", согласные с тем или другим переходящим веянием, но те простые, всем доступные общечеловеческие "добрые чувства", в основе которых лежит глубокая вера в торжество света, добра и нравственной красоты.

Тургенев верил в это торжество; он может в этом случае привести в свидетельство все одиннадцать томов своих сочинений. Сочинения эти, неравноценные в художественном отношении, одинаково и всецело (за исключением немногих промахов, на которые своевременно указывала критика) проникнуты тою страстною жаждою добра и света, неудовлетворение которой составляет самое жгучее больное место современного существования. Базаровы, Рудины, Инсаровы - все это действительные носители "добрых чувств", все это подлинные мученики той темной свиты призраков, которые противопоставляют добрым стремлениям свое бесконтрольное и угрюмое non possumus (нельзя (лат.))..."

Полный текст очерка М.Е. Салтыкова-Щедрина "И.С. Тургенев"

30.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

А.В. Амфитеатров. О воспоминаниях, вечной любви и пр. и пр.

Александр Валентинович Амфитеатров (1862 - 1938) - популярный русский журналист, фельетонист, прозаик, литературный и театральный критик, драматург.

А.В. Амфитеатров пишет: "В 60-х годах в Париже, в приемной министра народного просвещения, заспорили просители - старик со старухой - об очереди на прием. Старик переспорил и первым проюркнул к министру в кабинет. Негодующая старуха - к дежурному докладчику:

- Кто этот невежливый господин?

- Как? - изумился чиновник. - Вы не знаете? Но это же знаменитый писатель Жюль Сандо.

- А! - равнодушно протянула старуха. - Вот кто... Ну, он таки порядком переменился за тридцать лет, что я его не видала.

Когда писатель вышел от министра, а старуха вошла к министру. Жюль Сандо - тоже к докладчику:

- Какая это противная старуха хотела перебить у меня очередь?

- Помилуйте, мосье Сандо! неужели вы не узнали великую Жорж Занд?

- А! Жорж Занд... Однако и переменилась же она за тридцать лет! А были когда-то страстными любовниками, и самый псевдоним Жорж Занд, прославленный ею всемирно, извлечен ею, влюбленною, из фамилии Сандо!..

В вопросах "вечной" любви или дружбы я вовсе не скептик. Напротив, не только верю в них "принципиально", но и примеры их знаю поразительные и даже самого себя считать смею способным на очень прочные и многолетние чувства..."

Полный текст очерка А.В. Амфитеатрова "О воспоминаниях, вечной любви и пр. и пр."

А.В. Амфитеатров. Меценат-эстет. (Памяти "восьмидесятника" И.И. Трояновского).

И.И. Трояновский был товарищем председателя в Обществе свободной эстетики. Общество свободной эстетики существовало в Москве в 1906—1917 гг. На его собраниях, проходивших в помещении Литературно-художественного кружка, читались и обсуждались доклады и литературные произведения, проходили концерты и художественные выставки. Среди членов: К.Д. Бальмонт, А. Белый, В.Я. Брюсов, Вяч. Иванов, И. Северянин, Ф.А. Степун, В.Ф. Ходасевич и др.

Новое поколение промышленных династий получило очень хорошее, в том числе гуманитарное образование, активно интересовалось искусством — театром, музыкой, литературой. Многие, если не большинство, из числа московских собирателей и сами учились живописи (С.А.Щербатов, В.В. фон Мекк, Н.П.Рябушинский, И.С.Остроухов, И.И.Трояновский, Г.Л.Гиршман, Серг.Т.Морозов). На смену распространенным ранее фамильным дворянским коллекциям, отражающим, прежде всего, историю рода на протяжении длительного периода, приходит новый тип «художественной» коллекции, предметом которой является собственно «искусство».

А. Белый называл Траяновского "искателем талантов, коллекционером и выращивателем орхидей".

Организатором и постоянным участником «Свободной эстетики» был Иван Иванович Трояновский — талантливый врач, хирург и терапевт, широко известный в среде московской творческой интеллигенции как страстный любитель искусства, собиратель картин русских художников. Андрей Белый представил в своих мемуарах очень яркий и выразительный образ Ивана Ивановича. «Иван Иванович Трояновский, душа комитета, незабываем; ему было лет пятьдесят, а он, как ребенок, носился с каждым достижением Ларионова, Кузнецова, Судейкина... Небольшого росточку, с носом, загнутым в торчки усиков, крепкий и верткий, он едко иронизировал вместе с Грабарем, но не был — “натюрмортом”, как Грабарь, взрываясь сердечным энтузиазмом, делавшим его присутствие незаменимым в “Эстетике”<…> этот мечтатель и любвеобильный отец, ставший отцом всех, любивших “Эстетику”, за которую — с кем не бодался он?.. В житейское дело “Эстетики” он вносил, где мог, и сердечность, и мудрую мягкость, склоняясь к талантам, которых выращивал он, как свои орхидеи, потряхивая хохолком, суетясь гогольком; петушишка по виду, по сути же — сокол, стрелой налетал на ехидн, заползавших в “Эстетику”: жалить украдкой» (Белый А. Между двух революций. Л., 1934. С.225.)

Полный текст очерка А.В. Амфитеатрова "Меценат-эстет. (Памяти "восьмидесятника" И.И. Трояновского)"

А.В. Амфитеатров. Пасхальные памятки

А.В. Амфитеатров пишет: "Пасха - самый волнующий и потому и самый любимый детский праздник. Его необычная ночная торжественность и резкие контрасты с Страстною неделею будят в младенческих душах нетронутые глубины первых удивлений. Почти каждый вспомнит из своего детства философские моменты, вызванные пасхальной ночью, как толчки либо к религиозному экстазу, либо к религиозной полемике.

Елки забываются, Пасху помнишь всю жизнь. Я помню все свои детские Пасхи начиная с самой плачевной: в городе Мосальске, когда я горел в кори и горько ревел, что хочу со всеми в церковь, а А.И. Чупров и мать моя (его родная сестра), тоже чуть не ревя, доказывали мне, что я ошибаюсь, и Пасха уже давно прошла, и никакого праздника нет, и потому надо смирно лежать в постели, пить малину и потеть под семью одеялами.

Когда мне было шесть лет, я выучил наизусть пасхальные сцены "Фауста" Гете по переводу Павлова из растрепанного "Русского вестника" в зеленом переплете. До самого первого звона читал я их вслух отцу моему - в старом монастырском доме Мещовского духовного училища. Это было хорошо и красиво. Навсегда осталось, как Гейне сказал бы, расцветающим воспоминанием печального сердца..."

Полный текст очерка А.В. Амфитеатрова "Пасхальные памятки"

29.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Л.И. Шестов. Достоевский и Нитше (Философия трагедии)

Шестов Лев Исаакович (1866 - 1938) русский философ, один из основоположников экзистенциальной философии, оказавший значительное влияние на творчество Булгакова.

Л.И. Шестов пишет: "Философия трагедии! Может быть, такое соединение слов вызовет протест со стороны читателя, привыкшего в философии видеть последние обобщения человеческого ума, вершину той величественной пирамиды, которая называется современной наукой. Он бы, пожалуй, допустил выражение "психология трагедии" - но и то очень неохотно и с большими ограничениями, ибо в глубине души он убежден, что там, где происходит трагедия, в сущности, должны кончаться все наши интересы. Философия же трагедии - не значит ли это философия безнадежности, отчаяния, безумия - даже смерти?! Может ли тут быть речь о какой бы то ни было философии? Нас учили: предоставьте мертвым хоронить своих мертвецов, - и мы сразу поняли и радостно согласились принять это учение. Великий идеалист прошлого века, знаменитый поэт, по-своему переложил в стихи эти освободительные слова: - und der Lebende hat recht - восклицал он. Но мы пошли еще дальше: нам мало было отделаться от мертвецов, нам мало было утвердить права живых. У нас остались живые, которые своим существованием смущали и продолжают нас смущать еще более, чем погребенные, согласно учению, мертвецы. У нас остались все не имеющие земных надежд, все отчаявшиеся, все обезумевшие от ужасов жизни. Что делать с ними? Кто возьмет на себя нечеловеческую обязанность зарыть в землю этих?.."

Полный текст произведения Л.И. Шестова "Достоевский и Нитше (Философия трагедии)"

П.В. Анненков. Г-н Н. Щедрин

П.В. Анненков пишет: "Н. Щедрин известен в литературе нашей, как писатель-беллетрист, посвятивший себя преимущественно объяснению явлений и вопросов общественного быта. Все помнят его дебюты в литературе: он открыл тогда особенный род деловой беллетристики, который сам же и довел потом до последней степени возможного ему совершенства. Его "Губернские очерки" доставили пресловутой Крутогорской губернии и городу Крутогорску такую же почетную известность, какой пользуются другие географические местности империи, существующие на картах. Эта грязная "Атлантида" своего рода умела представить в одно время данные для административной поверки страны вообще, и для общественных и нравственных соображений публики в особенности. С тех пор г. Щедрин изменял редко деловому своему направлению, которое так удалось ему при дебюте, и почти никогда не употреблял пера своего на описание чего-либо, лишенного строгого гражданского характера, на какие-либо пустяки, касающиеся судьбы частного, безвестного лица или истории сердца, движимого интересами, которых прямо нельзя связать с интересами всего общества. Г-н Щедрин не знает таких случаев в жизни, которые важны были бы одним своим нравственным или художническим значением; он вполне свободен от сочувствия к эгоистическим радостям, надеждам и страданиям человека, самовольно прорастающим иногда в среде важных стремлений и вопросов эпохи без явного отношения к ней, как прорастают кустарники и деревья на каменных сводах старых построек, не спросясь никого. Все это дает деятельности г. Щедрина какой-то суровый характер, несмотря на откровенный его юмор и на замечательную способность к политической карикатуре и к "шаржу" вообще. Правда, почти рядом с официальным миром Крутогорской губернии г. Щедрин вывел нам другой мир - мир простонародья - и показал признаки умиления, рассказывая нам об его религиозно-созерцательной жизни, наклонности к поэтическим ощущениям долгих, благочестивых странствований, об его простоте в перенесении зол и нищеты и об оригинальном способе его воззрений на призвание человека, на отношения к людям, властям, учреждениям; но такое отступление отдела, в строгом смысле слова, было один только раз в его жизни. Г. Щедрин, кажется, первый усомнился в истине того рода поэзии, которую открыл за русским человеком, и поспешил стряхнуть с себя обаяние сладкой, но неверной мечты. Впрочем, можно допустить и другое объяснение этому факту. Временное уклонение г. Щедрина от постоянной его манеры было, может статься, только невольной данью, выплаченной им поэтическим элементам жизни, которые, не находя себе места в его обычной деятельности, должны были хоть раз сказаться в ней, и тем с большей силой, чем реже имели случай обнаружить себя. Это явление случайное, особенность, поясняемая самодеятельностию душевных сил, которые творят еще и не такие чудеса с людьми - но к характеристике писателя оно относиться не может..."

Полный текст очерка П.В. Анненкова "Г-н Н. Щедрин"

Б.Л. Модзалевский. Пушкин и Ефим Петрович Люценко

Борис Львович Модзалевский (1874-1928) - историк русской литературы, библиограф, архивист, крупнейший и авторитетнейший знаток и исследователь творчества А.С. Пушкина.

Б.Л. Модзалевский пишет: "В январской книжке "Библиотеки для чтения" 1836 г. появилось следующее сообщение от редакции: "Важное событие! А.С. Пушкин издал новую поэму под заглавием "Вастола, или Желания сердца, Виланда". Мы еще ее не читали и не могли достать, но говорят, что стих ее удивителен. Кто не порадуется новой поэме Пушкина? Истекший год заключился общим восклицанием: "Пушкин воскрес!""

Эти строки были вызваны появлением в конце 1835 г. небольшой книжки, около ста страниц, носившей заглавие: "Вастола, или Желания. Повесть в стихах, соч. Виланда. В трех частях. Изд. А. Пушкиным". Вполне естественно, что имя великого поэта, выставленное на заглавном листе, должно было обратить внимание журналистики на вновь вышедшую книгу. Но критики и рецензенты были поставлены в совершенное недоумение, когда вместо прекрасных стихов Пушкина они нашли вирши, напоминающие, по выражению Белинского, "времена Тредьяковского и Сумарокова"*. Глава русской журналистики, знаменитый в свое время барон Брамбеус, с радостью воспользовался "Вастолой" как предлогом, чтобы унизить в глазах публики Пушкина, получившего в это время высочайшее разрешение на издание "Современника", в котором Сенковский опасался найти соперника "Библиотеке для чтения"..."

Полный текст очерка Б.Л. Модзалевского "Пушкин и Ефим Петрович Люценко"

27.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

К.Н. Леонтьев. Не кстати и кстати. (Письмо А. А. Фету по поводу его юбилея)

Константин Николаевич Леонтьев (1831 - 1891) - российский дипломат; мыслитель религиозно-консервативного направления: философ, писатель, литературный критик, публицист и дипломат, поздний славянофил.

К.Н. Леонтьев пишет: "Почему бояться сознаться, что смотреть на взвод кавалергардов, идущих в Петербурге на царский смотр, - это наслаждение для здравого вкуса; а взирать на заседание чиновников или профессоров - тоска... Однажды (несколько лет тому назад) я шел по Петербургу; конечно, тоже в бессмысленном цилиндре и уродливом (но "удобном" будто бы) сак-пальто; шел и увидал такой взвод кавалергардов. Под одним молодым, свежим офицером лошадь прыгала и поднималась на дыбы. И он, видимо, был рад этому. Я постоял, долго глядя вслед молодцам, подумал о своем штатском, европейском убожестве; пошел в раздумье дальше и вспомнил по связи мыслей о двух ученых "рефератах" (почему же не докладах!) или диссертациях, что ли, о которых я прочел перед этим в газетах... Один из них имел предметом "Образ жизни русских дождевых червей", другой трактовал "О нервной системе морского таракана!" Несмотря на то, что заглавия эти довольно забавны, я не забывал ни известного латинского изречения "Великое да созерцается в малом", ни другого, наполеоновского: "От великого до смешного один шаг" (или в приложении к данному случаю наоборот "от смешного до великого один шаг"). Отчего же ученым людям и не вникнуть в нервную систему таракана не только морского, но и обыкновенного, кухонного? Быть может, в ней найдется что-нибудь особое, способное даже и неожиданно пролить свет на функции нервной жизни вообще? Быть может, с другой стороны, дальнейшее развитие самой точной науки докажет даже и математически, что многоученость и многокнижность с истекающими из них слишком уже дерзкими открытиями и изобретениями вредна нервам; физиологически вредна, психически, социально, умственно даже вредна. До того, положим, вредна, что сама добросовестная наука потребует для дальнейшего разумного существования человечества некоторой доли того, что нынче еще по старой привычке зовется бранным словом "обскурантизм". Захотят поставить экран перед утомленными глазами человечества, найдут нужным - понизить до копоти пылающий светоч рассудка. Отчего же не предположить этого? Если наука, в пределах наших умственных сил, бесконечна, то что же будет за бесконечность эта, если она не может вместить в себя и возможности преднамеренного самоограничения? Реакция есть во всем, и в науке было множество частных реакций..."

Полный текст статьи К.Н. Леонтьева "Не кстати и кстати. (Письмо А. А. Фету по поводу его юбилея)"

К.Н. Леонтьев. Несколько воспоминаний и мыслей о покойном Ап. Григорьеве. (Письмо к Ник. Ник. Страхову)

К.Н. Леонтьев пишет: "Незадолго до кончины Ап. Григорьева, я познакомился с ним. Имя его я знавал и прежде - в первой моей молодости я читал его статьи в "Московитянине" и сам тогда не знал, верить ли ему или нет? Слог его я находил смутным и странным; требования его казались мне слишком велики. По критической незрелости моей я тогда был поклонником "Записок охотника" и мне казалась возмутительной строгость, с которой Григорьев относился к первым произведениям Тургенева. (Григорьев отнесся иначе к более зрелым произведениям этого писателя и доказал этим свой критический такт). Однако многое и из тогдашних его статей осталось у меня в памяти, и суждения не только о наших, но об А. де Мюссе и др. иностранных писателях, я и тогда это чувствовал, были исполнены глубины, изящества. Я чувствовал это и тогда, но отчасти благодаря моей собственной незрелости, отчасти благодаря ширине духа самого Аполлона Григорьева, с трудом вмещавшегося в слово, я все-таки повторял: "Непонятно, чего хочет этот человек!"

Я не понимал, например, тогда ясно - почему Григорьев, отдавая справедливость дарованию Писемского, столь сильно предпочитает ему Островского. И в том, и в другом я видел лишь комизм. Я не умел тогда понять, что Островский более п о л о ж и т е л ь н ы й писатель, чем Писемский, что положительность его особенно дорога своим реализмом, ибо положительность его изображений была не в идеале, а в теплом отношении к русской действительности, в любви поэта, с которой относился к нашему полумужицкому купеческому быту, несмотря на его суровые стороны и не скрывая их..."

Полный текст статьи К.Н. Леонтьева "Несколько воспоминаний и мыслей о покойном Ап. Григорьеве. (Письмо к Ник. Ник. Страхову)"

К.Н. Леонтьев. Византизм и славянство

К.Н. Леонтьев пишет: "Византийская образованность сменила греко-римскую и предшествовала романо-германской. Воцарение Константина можно считать началом полного торжества византизма (IV век по Р.X.). Воцарение Карла Великого (IX век), его венчание императорское, которое было делом папства, можно считать первой попыткой романо-германской Европы выделить резко свою образованность из общевизантийской, которая до тех пор подчиняла себе, хотя бы только духовно, и все западные страны...

Именно вслед за распадением искусственной империи Карла все яснее и яснее обозначаются те признаки, которые составят, в совокупности своей, картину особой, европейской культуры, этой в свое время новой всемирной цивилизации. Начинают яснее обозначаться будущие пределы позднейших западных государств и частных культур Италии, Франции, Германии, близятся крестовые походы, близится цветущая эпоха рыцарства, феодализма германского, положившего основы чрезмерному самоуважению лица (самоуважению, которое, перейдя путем зависти и подражания сперва в буржуазию, произвело демократическую революцию и породило все эти нынешние фразы о беспредельных правах лица, а потом, дойдя до нижних слоев западного общества, сделало из всякого простого поденщика и сапожника существо, исковерканное нервным чувством собственного достоинства). Вскоре после этого раздаются и первые звуки романтической поэзии. Потом развивается готическое зодчество, создается вскоре католическая поэма Данте и т.д. Папская власть растет с того времени..."

Полный текст философского труда К.Н. Леонтьева "Византизм и славянство"

26.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Старец Амвросий Оптинский. Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам:

Старец Амвросий Оптинский. Письма особам католического вероисповедания

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни.

Письма, написанные семейным особам, 1860-1862

В.О. Ключевский. Боярская дума Древней Руси

Ключевский Василий Осипович (1841 - 1911). Российский историк, академик (1900 г.), почетный академик (1908 г.) Петербургской Академии Наук.

Ключевский родился в селе Воскресеновка Пензенской губернии. В 1850, в девятилетнем возрасте, В. Ключевский потерял отца. Оставшаяся без средств семья переселилась в Пензу, где Ключевский учился в приходском и уездном духовных училищах, а с 1856 до 1860 — в пензенской духовной семинарии. Несмотря на противодействие духовного начальства, Ключевский, не окончив семинарии, уехал в 1861 в Москву и поступил на историко-филологический факультет.

Среди учителей Ключевского были профессора С. В. Ешевский (всеобщая история), С. М. Соловьёв (русская история); Ф. И. Буслаев (история древнерусской словесности). Кандидатская диссертация: «Сказания иностранцев о Московском государстве»; магистерская диссертация: «Древнерусские жития святых как исторический источник» (1871), докторская диссертация: «Боярская дума Древней Руси» (1882).

После смерти С. М. Соловьёва (1879) стал читать курс русской истории в Московском университете. С 1882 года — профессор Московского университета. Параллельно основному месту работы читал лекции в Московской духовной академии и

Московских женских курсах, организованных его другом В. И. Герье. В период 1887—1889 был деканом историко-филологического факультета и проректором университета.

В 1893—1895 гг. по поручению императора Александра III читал курс русской истории великому князю Георгию Александровичу.

В 1899 году вышло «Краткое пособие по русской истории», а с 1904 года издавался полный курс. Всего вышло 4 тома — до времени правления Екатерины II.

В 1900 году избран действительным членом Академии наук.

В 1905 году Ключевский получил официальное поручение участвовать в работе Комиссии по пересмотру законов о печати и в совещаниях по проекту учреждения Государственной думы и её полномочий.

В 1906 году в Париже принят в Ложу Шотландского устава «Космос» вместе с историками профессором Трачевским А. С., Аничковым Е. В. и рядом других известных русских общественных деятелей, главным образом принадлежащих кадетской партии.

10 апреля 1906 был избран членом Государственного совета от АН и университетов, но 11 апреля отказался от звания, поскольку не находил участие в совете «достаточно независимым для свободного… обсуждения возникающих вопросов государственной жизни».

Умер 12 (25) мая 1911 в Москве. Похоронен на Донском кладбище в Москве.

В.О. Ключевский. Боярская дума Древней Руси

В.Г. Белинский. Стихотворения Владимира Бенедиктова

Белинский Виссарион Григорьевич (1811 - 1848) русский писатель, литературный критик, публицист, философ-западник.

В.Г. Белинский пишет: "О достоинстве и значении поэзии г. Бенедиктова спор уже копчен; самые почитатели его согласятся, что он то же самое в стихах, что Марлинский в прозе. Подражать тому и другому невозможно: оба они, и г. Бенедиктов и Марлинский, оригинальны и самобытны даже в самых недостатках своих. Точно так же, как гениальные, великие поэты выражают своими творениями крайность какой-нибудь действительной стороны искусства или жизни, - так они гениально выразили, один в стихах, другой в прозе, крайность внешнего блеска и кажущейся силы искусства, чуждой действительного содержания, а следовательно, и действительной жизненности. Отсюда проистекают эти блестящие, пестрые, узорочные миражи образов, столь обольстительные для неопытных глаз, поражающихся одною внешностию; отсюда же проистекает и эта кажущаяся сила страстей и чувств, эта кажущаяся оригинальность и яркость идей и эта действительная изысканность выражения, доходящая иногда до уродливости и чудовищности. На Руси есть несколько поэтов, в произведениях которых больше чувства, души и изящества, чем в произведениях г. Бенедиктова; но эти поэты не произвели и никогда не произведут на публику и вполовину такого сильного впечатления, какое произвел г. Бенедиктов. И публика, в этом случае, совершенно права: те поэты незначительны в той сфере искусства, к которой они принадлежат: они заслоняются в ней высшими поэтами той же сферы; а г. Бенедиктов сам велик в той сфере искусства, к которой принадлежит, и потому, никому не подражая, имеет толпу подражателей. Объясним это сравнением. Китайская живопись, как все китайское, уродлива и ложна; но картина гениального китайского живописца (если только могут быть гениальные китайские живописцы) сильнее поразит внимание зрителей, чем европейская картина обыкновенного таланта. Вообще, должно заметить, что поэты, подобные Марлинскому и гг. Бенедиктову, Языкову, Хомякову, очень полезны для эстетического развития общества. Эстетическое чувство развивается чрез сравнение и требует образцов даже уклонения искусства от на" стоящего пути, образцов ложного вкуса и, разумеется, образцов отличных. Поэты, которым суждено выражать эту сторону искусства, тщетно стали бы пытаться отличиться в другой какой-нибудь стороне искусства; особенно для них недостижима целомудренная и возвышенная простота. Вот почему они держатся однажды принятого направления. И хорошо делают: будучи верны ему, они всегда будут блестеть, всегда будут иметь свою толпу почитателей, и как теория, так и история искусства всегда будет, в нужных случаях, ссылаться на них как на авторитеты в известных вопросах науки изящного, - тогда как ни та, ни другая и знать не хочет обыкновенных талантов в сфере истинного искусства..."

Рецензия В.Г. Белинского "Стихотворения Владимира Бенедиктова"

В.Г. Белинский. Литературные и журнальные заметки. Несколько слов "Москвитянину"

В.Г. Белинскийпишет: "В 6-й книжке медленно выходящего "Москвитянина" помещено окончание разбора "Полной русской хрестоматии" г. Галахова. Всем известно, как косо смотрит аристарх московского журнала на эту книгу. Предоставляя самому г. Галахову разделаться с его раздражительным противником, мы сами не можем не сделать заметок на некоторые выходки г. Шевырева, устремленные прямо на наш журнал. У сего почтенного и достойного аристарха московского есть странная привычка - о чем бы ни говорил он, придирчиво касаться "Отечественных записок". Это, можно сказать, его мания, его болезнь. А что у кого болит, тот о том и говорит. Из сострадания к такому состоянию души почтенного критика московского, мы хотим откровенным объяснением способствовать к прояснению его сознания, несколько затемненного, может быть, раздражительностию и пристрастием. Г-н Шевырев находит странным, что г. Галахов ставит имя Лермонтова не только вместе с именами Карамзина, Крылова, Жуковского и Пушкина, но даже Шиллера и Гете. По нашему мнению, если можно с именами Шиллера и Гете ставить не только Пушкина, но и Жуковского, и Крылова, и Карамзина, - " то г. Галахов прав, поставив вместе с ними имя Лермонтова. И уж, конечно, имя поэта Лермонтова скорее может быть поставлено с именами поэтов - Шиллера и Гете, чем имя Карамзина, отличного литератора, известного историка, но нисколько не поэта. Неужели это неизвестно г. Шевыреву?.."

Полный текст очерка В.Г. Белинского "Литературные и журнальные заметки. Несколько слов "Москвитянину""

М.Н. Катков. Всероссийское значение слияния Малой Руси с Великою

Катков Михаил Никифорович (1818 - 1887) - русский публицист, издатель, литературный критик.

М.Н. Катков пишет: "Не так давно мы извещали о Высочайшем соизволении открыть повсеместную подписку на сооружение памятника Богдану Хмельницкому. Памятник этот предполагается поставить в Киеве. Даровитый художник изобразил старого гетмана верхом на степном коне, в одушевленной, полной энергии и движения позе; правая рука Хмельницкого простерта к северу, к Москве; другой он на всем скаку останавливает коня. Бой кончен, конец тревожным исканиям союза и покровительства у поляков, у турок, у крымцев; будущность Украины указана и определена навеки. Русь, старая Русь Владимира Святого, не может быть ничем иным, как Русью!

В самом деле, что такое это присоединение Украины, начатое батькой Богданом? Это не завоевание, каких много делала Россия в последние три столетия; это даже не то, что обыкновенно зовется добровольным подчинением, как подчинение Грузии: это соединение двух частей одного изначального целого, одного народа; это восстановление исторической правды, нарушенной случайными событиями. Части расторгнутого целого вновь проникаются жизнью и взаимно стремятся к слиянию - вот смысл явления, первый и важнейший акт которого неразрывно связан с именем Богдана Хмельницкого. Это совершенно то же явление, которое на наших глазах совершилось в Италии и которое совершается в Германии. К сожалению, весьма долго умаляли значение факта соединения Малой Руси с Великой, и еще до настоящего дня есть люди, которые стараются сообщить ему ложное освещение; но правды, говорит народная мудрость, как шила в мешке, но утаишь. Всероссийское значение слияния Северной и Южной или Восточной и Западной Руси обнаруживается с особенной яркостью из исследований даровитого писателя, с которым некогда мы горячо спорили, но которому теперь мы можем только искренно сочувствовать и рукоплескать его успехам. Мы говорим о г-не Костомарове, о его последних превосходных трудах и также о его монографии "Богдан Хмельницкий", вышедшей третьим изданием с некоторыми изменениями против первых..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Всероссийское значение слияния Малой Руси с Великою"

М.Н. Катков. Необходимость усиления законной власти

М.Н. Катков пишет: "Бог избавил Русскую землю от великого бедствия. Мы были на краю страшной бездны, но Бог спас нас от падения. Совершилось злодеяние, не достигшее своей цели. События, подобные покушению 2 апреля, вызывают в душе смешанное чувство. Радость возвышается над скорбью; но скорбь не исчезает, и она не должна исчезать. Она должна слышаться, и она слышится теперь в народном движении. Она углубляет наше чувство; она придает ему силу и строгость, она не дает ему испариться в ликованиях. Народ чувствует, что Божий перст коснулся основ его жизни, что решались судьбы его. Из событий подобного рода и люди, и народы должны выносить научение и опыт. Событие 2 апреля и народное чувство, им возбужденное, должно во всех общественных слоях оставить след. Оно должно умудрить и правительство.

Кто этот преступник? Какое побуждение могло поднять его цареубийственную руку? Кто бы ни был преступник, он, по всему вероятию, был слепым орудием неведомых ему замыслов и целей, как из многих подобных случаев явствует. Вся сила зла заключается в преступной организации, которая страшной дисциплиной тяготеет над людьми, попавшими в ее сети. Раз попав в эту роковую сеть, жалкий безумец теряет власть над собой. Шаг за шагом он запутывается все более. Нет руки, за которую он мог бы ухватиться, чтобы вырваться из этих пут; не является силы, которая могла бы превозмочь держащую его темную власть и ослабить охватившую его сеть. Страх держит его в беспрекословном повиновении; он не рассуждает, не мыслит, не отдает себе отчета. Он раб чужой воли, и пока он не совсем погиб нравственно, мысль и совесть не могут не пробуждаться в нем. Он действует с отчаянием, со смертию в душе..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Необходимость усиления законной власти"

М.Н. Катков. Независимость печати (Наша конституция и наши политические обязанности)

М.Н. Катков пишкт: "За границей имеют неправильные понятия о положении и значении печати в России. К сожалению, мы сами на все смотрим чужими глазами, и потому чужим людям так легко сбивать нас с толку. Когда им бывает нужно погасить у нас свечи и обделать свое дело в темноте, они рассчитывают озадачить русское правительство указанием на его ответственность за суждения русской печати, так как-де в России, где не имеется «конституции» и «политической свободы», правительство всевластно, и потому за суждения русской печати всякое иностранное правительство может будто бы от русского правительства требовать отчета. При этом наши заграничные друзья с сожалением замечают, что не могут в этом отношении платить нашему правительству взаимностью, так как-де печать в конституционных странах не подлежит правительственному контролю и потому всякий-де там может высказываться по своему усмотрению, не вовлекая правительства своей страны в ответственность.

Наши друзья ошибаются. Мы скажем им новость, хотя эта новость, по существу своему, есть вещь очень старая. Россия обладает своего рода политической свободой; она есть страна не менее других конституционная, только не так, как другие, что зависит от ее натуры, которая, даже друзьям в угоду, измениться не может. Как и в других странах, в России есть законы; есть и закон, которым печать учреждается и которым определяется ее независимость. Мы скажем более, и скажем совершенную истину. Печать в России, и, быть может, только в России, находится в условиях, дозволяющих ей достигать чистой независимости. Мы не знаем ни одного органа в иностранной печати, который мог бы в истинном смысле назваться независимым. В так называемых конституционных, в противоположность России, государствах есть партии, которые борются за власть и во власти участвуют. Политическая печать в этих странах служит для этих своевластных партий органом. Печать в этих странах не есть выражение совести, свободной от власти и не замешанной в интересы борющихся за нее партий. Каждый из этих органов имеет своим назначением способствовать успеху своей партии и заботится не о том, чтобы раскрыть и разъяснить дело, а чтобы запутать и затемнить его..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Независимость печати (Наша конституция и наши политические обязанности)"

24.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Старец Амвросий Оптинский. Письма особам католического вероисповедания

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни.

Старец Амвросий Оптинский. Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам:

Письма особам католического вероисповедания

В.В. Воровский. Был ли Герцен социалистом?

Воровский Вацлав Вацлавович (псевдонимы: П. Орловский, Шварц, Жозефина, Фавн и др.) (1871 - 1923) - российский публицист, литературный критик, революционер. Один из первых советских дипломатов.

В.В. Воровский пишет: "Как-никак Герцен считал себя последователем Сен-Симона, когда в январе 1847 года покинул Россию. За границей пережил он февральскую революцию, июньские дни, переворот Наполеона III. Что же делал он за это время и как отнесся к историческому движению, в котором крупную роль играли социалисты и пролетариат? Герцен остался здесь посторонним зрителем (в отличие от своего приятеля М. Бакунина, который активно участвовал в революции 1848 года). Как человек впечатлительный и искренне сочувствующий угнетенной массе, он тяжело переживал расстрелы рабочих, сам бежал из Парижа, где был связан со многими скомпрометированными лицами (буржуазными демократами) и не щадил огненных слов, чтобы заклеймить Кавеньяка и Бонапарта... Но крушение революции повергло его в такое уныние, что он сразу утратил всю свою веру в Запад и западную культуру, начал проповедовать гибель этой культуры, а революционеров 1848 года осыпал насмешками и упреками, почти столь же едкими, как и врагов революции. Анархист Прудон, единственный "свободный француз", по словам Герцена, вынужден был даже послать совет его друзьям: "Утешьте его, посоветуйте ему не делаться сообщником контрреволюции, проповедуя какое-то смешное: "свершилось"..."

Полный текст статьи В.В. Воровского "Был ли Герцен социалистом?"

В.В. Воровский. Литературные наброски (о И.А. Бунине)

В.В. Воровский пишет: "Среди вороха беллетристических произведений, вышедших в свет в текущем сезоне, весьма выгодно выделяется повесть И.А. Бунина "Деревня", напечатанная сначала в "Современном мире", а теперь появившаяся отдельным изданием.

Это - в некотором роде "неожиданное" произведение. Кто бы мог подумать, что утонченный поэт, увлекавшийся в последнее время столь далекими от нашей современности экзотическими картинами Индии, черпавший свое вдохновение где угодно, только не из родного навоза, поэт вообще несколько "не от мира сего", по крайней мере, не от болящего мира наших дней, - за что, вероятно, и удостоился академических лавров, - и вдруг чтобы этот поэт написал такую архиреальную, "грубую" на вкус "утонченных" господ, пахнущую перегноем и прелыми лаптями вещь, как "Деревня". Это поистине пассаж совершенно неожиданный.

"Деревня" привлекает прежде всего своей талантливостью. Это именно талантливая, то есть действительно внутренне пережитая и искренне написанная талантливым художником повесть. О Бунине вообще, о его творчестве, о значении и роли этого творчества можно быть разного мнения, но едва ли кто-нибудь станет отрицать, что это - даровитый художник, обладающий тонким чутьем. Всякому известно также, что в смысле общественных настроений Бунин, хотя внешним образом связан был с "прогрессивной группой" М. Горького, внутренне все же стоял от этой группы особо, одиноко, не подходя к ней ни по своему аполитическому мировоззрению, ни по своим несколько барским вкусам. Тем интереснее посмотреть, какою кажется деревня в наши дни "поэту мирному", чуждому политических интересов, партий, программ, но чуткому, наблюдательному, а главное, искреннему..."

Полный текст статьи В.В. Воровского "Литературные наброски (о И.А. Бунине)"

В.В. Воровский. Литературные наброски (о М. Горьком)

В.В. Воровский пишет: ""Мне просто до боли жалко людей, которые не видят в жизни хорошего, красивого, не верят в завтрашний день... Я ведь вижу грязь, пошлость, жестокость, вижу глупость людей - все это не нужно мне! Это возбуждает во мне отвращение... но я же не сатирик. Есть еще что-то - робкие побеги нового, истинно человеческого, красивого - это мне дорого, близко... Имею я право указывать людям на то, что я люблю, во что верю? Разве это ложь? Разве хорошее менее реально, чем дурное?"

Так формулирует свою точку зрения на искусство писатель Мастаков в новой пьесе М. Горького "Чудаки". И за этим "верую" романтика, как его называют в пьесе, не трудно услышать голос самого автора, который за последние годы настойчиво рисует то, что ему "дорого, близко", игнорируя все, что ему "не нужно". Именно. Горькому бросали за это слова упрека, которыми опустившийся интеллигент Потехин возражает на романтическую сказку Мастакова: "Обманываете вы читателей, да, да! Вы не хлеб насущный даете нам, а сладкие пряники..."

Эта новая манера письма особенно заметна стала у М. Горького начиная с большой повести "Мать". Правда, архитектурно большие повести никогда не удавались Горькому: его жанр - короткий рассказ или "сцены". Но не в одном этом дело. В прежних повестях он все-таки старался давать, по возможности, все разнообразие жизни, окружающей его героев; у него не было "нужного" и "ненужного" в жизни, - все было одинаково жизненно, а потому одинаково важно. Теперь же он начал это разнообразие жизни просеивать сквозь, особое сито, задерживающее все, что, по его мнению, "не нужно", и пропускающее то, что "дорого и близко". В результате новые произведения Горького почти сплошь наводнены только положительными типами, теми типами, которые пригодны для преследуемой им цели. Но и это не все: ведь самые положительные типы, как и все реальное, не чужды мелочных, смешных, вообще не "героических" черт. У Горького они очищены от всего, способного умалить их положительное, педагогическое значение..."

В.В. Воровский. Литературные наброски (о М. Горьком)

23.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Б. Кремнев. Н. Гумилев. Жемчуга

Под псевдонимом "Борис Кремнев" выступил Георгий Иванович Чулков (1879—1939) поэт, прозаик, литературный критик.

Георгий Иванович Чулков родился в 1879 году в Москве. Его отец, служивший в военном ведомстве, происходил из старинного тамбовского дворянского рода. Окончив гимназию, в 1898 году поступил на медицинский факультет Московского университета. В университете он вступил в "Исполнительный комитет объединенных землячеств и организаций", объединявшей революционно настроенных студентов. В 1901 году за революционную деятельность был арестован и получил четыре года ссылки в Якутию. Спустя два года он был амнистирован и жил в Нижнем Новгороде под полицейским надзором. В 1904 году переехал в Петербург, где выпустил свой первый сборник рассказов "Кремнистый путь". Вскоре он получил приглашение от Мережковских на должность секретаря журнала "Новый путь". После его закрытия в 1905 году начал издавать журнал "Вопросы жизни", в котором сотрудничали видные русские философы того времени - Николай Бердяев и Сергей Булгаков. На следующий год Чулков выпустил нашумевшую книгу "О мистическом анархизме", в котором излагал свою теорию, утверждавшую индивидуализм и исповедовавшую внутреннюю свободу личности, отрицавшую любую форму контроля над ней, в том числе социального и политического.

Несмотря на то, что после революции Чулков не пытался приспособиться к новой власти и не изменил своим философским и общественно-политическим взглядам, он продолжал публиковаться: в двадцатые годы увидели свет его сборники рассказов "Посрамленные бесы" (1921) и "Вечерние зори" (1924) и поэтический сборник "Стихотворения" (1922). В 1930 году опубликовал мемуары "Годы странствий". Впоследствии занимался изучением жизни и творчества Тютчева - он был автором, многочисленных статей, посвященных поэту, издателем многих его произведений, в том числе архивных, составлял комментарии к его произведениям. Также издал книги о творчестве Пушкина и Толстого - "Жизнь Пушкина" (1938) и "Как работал Лев Толстой" (1939). К своей теории мистического анархизма с годами Чулков начал относиться критически, считая ее одним из самых своих больших заблуждений.

Б. Кремнев (Г. Чулков). "Н. Гумилев. Жемчуга (рецензия)"

Г.И. Чулков. Поэт-воин

Г.И. Чулков пишет: "Мы все без исключения пленники Современности, и мы почти все покорны нелегкому игу, которое возложила на человека история. С каждым столетием все новые и новые над нами тяготеют "труды и дни" наших предков. Мы все связаны круговою порукой. Но иные из нас по складу своей души влекутся к Завтра, иные пленяются очарованием былых дней. И те, и другие нужны живому миру. Жизнь в конце концов определяется равнодействующей этих желаний и стремлений. Прав тот, кто говорит, что смысл жизни в ее порыве, в ее полете, в отказе от примирения с действительностью. Но не менее прав и тот, кто утверждает прямую и бесхитростную любовь к древней земле, к ее скудному и скорбному, но людям милому бытию. Разумеется, высшая мудрость и живые истины откровения - суть верный залог для оправдания последних противоречий, но это оправдание выходит за пределы психологизма. Каждый день, каждый час включает в себя все многообразие прошлого и будущего. Правда, большинство наших современников носит на себе печать преходящей культуры, знак мгновенной испепеляющей жизни. Такие люди, скользящие по зеркальной поверхности истории, почти фантомы. Их лица не выразительны, их слова бедны. Значительны лишь дерзающие на "новую жизнь". С другой стороны, люди известного нравственного уклона, принявшие без переоценки семью, государство и все косное великолепие истории, необходимы в известном смысле и внутренне оправданы. В этом отношении поэты разделяют участь простых смертных. Их судьба предопределена их волею к полету или к покою. Надо ли говорить о том, что внешняя подвижность человека вовсе не свидетельствует об его внутреннем elan (воодушевление (нем.)), об его внутренней уверенности, что когда-нибудь и он чудотворно преобразится? Сколько ни путешествовал Теофиль Готье, как ни любил он разнообразие быта и культуры, как ни забавляли его метаморфозы искусства, всегда этот "poete impeccable" (безупречный поэт (нем.)) был внутренне неподвижен. Поэзия Гумилева в этом смысле близка поэзии Теофиля Готье. Само собою разумеется, что ни "мэтр и друг" Бодлера, ни наш талантливый [поэт] современник вовсе не нуждаются в оправдании, когда утверждается такое понимание их поэзии. Надо быть фанатичным и слепым сектантом, чтобы отрицать очарование Теофиля Готье только потому, что он прозевал мировые события, занятый исключительно собою и тем, что было вокруг него. Готье был верен самому себе, а в этом вся суть. Он завещал поэту честный труд - "sculpte, lime, cisele" - и его переводчик, который так удачно перечеканил французские стихи Готье на русский лад, исполнил точно завещание "непогрешимого" мэтра, и не только в своих переводах "Emaux et Camees" ("Эмали и Камеи" (фр.))..."

Полный текст статьи Г.И. Чулкова "Поэт-воин"

В.Я. Брюсов. Новые течения в русской поэзии. Акмеизм

Брюсов Валерий Яковлевич (1873 - 1924) - русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Один из основоположников русского символизма.

В.Я. Брюсов пишет: "Футуризм - явление стихийное. История литературы - всегда движение, и новое поколение писателей никогда не может удовлетвориться принципами своих предшественников. Молодым поэтам наших дней инстинктивно хочется воплотить в своих стихах то новое, что внесли в психику человечества последние десятилетия, худо ли, хорошо ли, эти поэты ищут ему выражения. Таково историческое оправдание футуризма, быстро перекинувшегося из Италии и Франции и к нам, и в Германию, и даже в Англию. Акмеизм, о котором у нас много говорят последнее время, - тепличное растение, выращенное под стеклянным колпаком литературного кружка несколькими молодыми поэтами, непременно пожелавшими сказать новое слово. Акмеизм, поскольку можно понять его замыслы и притязания, ничем в прошлом не подготовлен и ни в каком отношении к современности не стоит. Акмеизм - выдумка, прихоть, столичная причуда, и обсуждать его серьезно можно лишь потому, что под его призрачное знамя стало несколько поэтов, несомненно талантливых, которых ни в коем случае нельзя принять в нашей литературе за quantite negligeable (незначительную величину (фр.)).

Весьма характерно, что футуристы засыпают читателей своими произведениями (пусть странными и нелепыми), но никак не могут точно определить (особенно наши, русские футуристы), к чему они стремятся. Теорию футуристов приходится выводить из их поэзии, подсказывать ее им со стороны. Акмеисты, напротив, начали именно с теории, а произведений пока что у них нет вовсе. Будущие акмеистические стихи должны писаться сообразно с заранее возвещенными правилами. Оценивая футуризм, можно было критиковать поэтические произведения; оценивая акмеизм, приходится разбирать теоретические рассуждения..."

Полный текст статьи В.Я. Брюсова "Новые течения в русской поэзии. Акмеизм"

М.Е. Салтыков-Щедрин. "Стихотворения А.А. Фета"

Михаил Евграфович Салтыков (псевд. Салтыков-Щедрин) (1828-1889) - русский писатель-сатирик, публицист, критик.

М.Е. Салтыков-Щедрин пишет: "В семье второстепенных русских поэтов г. Фету бесспорно принадлежит одно из видных мест. Большая половина его стихотворений дышит самою искреннею свежестью, а романсы его распевает чуть ли не вся Россия, благодаря услужливым композиторам, которые, впрочем, всегда выбирали пьески наименее удавшиеся, как, например, «На заре ты ее не буди» и «Не отходи от меня". Если при всей этой искренности, при всей легкости, с которою поэт покоряет себе сердца читателей, он все-таки должен довольствоваться скромною долею второстепенного поэта, то причина этого, кажется нам, заключается в том, что мир, поэтическому воспроизведению которого посвятил себя г. Фет, довольно тесен, однообразен и ограничен.

Это мир неопределенных мечтаний и неясных ощущений, мир, в котором нет прямого и страстного чувства, а есть только первые, несколько стыдливые зачатки его, нет ясной и положительно сформулированной мысли, а есть робкий, довольно темный намек на нее, нет живых и вполне определившихся образов, а есть порою привлекательные, но почти всегда бледноватые очертания их. Мысль и чувство являются мгновенной) вспышкою, каким-то своенравным капризом, точно так же скоро улегающимся, как и скоро вспыхивающим; желания не имеют определенной цели, да и не желания это совсем, а какие-то тревоги желания. Слабое присутствие сознания составляет отличительный признак этого полудетского миросозерцания..."

Полный текст статьи М.Е. Салтыкова-Щедрина "Стихотворения А.А. Фета"

М.Е. Салтыков-Щедрин. Сочинения Я.П. Полонского

М.Е. Салтыков-Щедрин пишет: "Что г. Полонский писатель второстепенный и несамостоятельный, с этим согласится всякий, кто прочтет на выдержку хоть несколько строк из изданных им ныне двух томов сочинений; но ежели бы мы захотели определить, к какой он принадлежит школе, какому образцу следует и каким миросозерцанием вдохновляется, то встретили бы большое затруднение. По-видимому, он эклектик, то есть берет дань со всех литературных школ, не увлекаясь их действительно характеристическими сторонами, а ограничиваясь сферами средними, в которых всякое направление утрачивает свои резкие особенности. Такого рода прием, быть может, весьма благоразумен в том отношении, что не дает повода обвинять прибегающего к нему писателя в слишком наглых заимствованиях или в явном опошлении образцов, но он опасен в том смысле, что может породить значительную долю вялости и бесцветности.

В литературном произведении нет недостатка более нестерпимого, как вялость и безличность. Преувеличение, напыщенность, шаржи приводят читателя в негодование, но иногда могут даже подкупить его; вялость всегда оставляет его равнодушным. Подражатель наименее самостоятельный найдет больше участия в публике, нежели бледный эклектик, производящий свое литературное взяточничество втихомолку со всех злаков, произрастающих на литературной ниве. Встречаясь с первым, публика знает, что она услышит напоминание того, что ей почему-либо дорого или почему-либо ненавистно; ей кажется, например, что г. Авдеев совсем не г. Авдеев, а просто псевдоним Тургенева, под которым последний издает свои призведения поплоше, но отчего же не почитать ей и плохих произведений Тургенева? Напротив того, встречаясь с эклектиком, она рискует услышать одно бессодержательное сотрясение воздуха. Бесконечная канитель слов, связь между которыми обусловливается лишь знаками препинания; несносная пугливость мысли, не могущей вызвать ни одного определенного образа, формулировать ни одного ясного понятия; туманная расплывчивость выражения, заставляющая в каждом слове предполагать какую-то неприятную загадку, - вот все, чем может наградить своего читателя второстепенный писатель-эклектик..."

Полный текст очерка М.Е. Салтыкова-Щедрина "Сочинения Я.П. Полонского"

М.Е. Салтыков-Щедрин. Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого (Лескова) (автора романов "Некуда" и "Обойденные")

М.Е. Салтыков-Щедрин пишет: "Имя г. Стебницкого получило известность с 1863 года, то есть с того времени, когда его знаменитый роман "Некуда" в первый раз появился в печати. Это произведение пера г-на Стебницкого имело для него самого роковое и почти трагическое значение: по милости этого романа, литературная репутация его сразу была составлена, известность упрочена и судьба его, как писателя, тут же решена была навеки. Этим романом он сам собственноручно подписал себе приговор, которого уже не в силах изменить никто, даже сам г. Стебницкий. Все, что было им писано прежде, и все, что он писал впоследствии, уже не имело и не могло иметь существенного влияния на его литературную карьеру по той причине, что она была уже сделана. Роман этот был решительным шагом. Подобный шаг писатель может делать только один раз в жизни, но этого раза совершенно достаточно на всю жизнь. Произведения такого рода составляют событие, после которого можно, пожалуй, и ничего не писать и ни о чем больше не беспокоиться, потому что получить в литературе почетное место Стебницкого или Булгарина - это значит, так сказать, приобресть некоторое право на бессмертие, это почти то же, что сделаться членом французской академии..."

М.Е. Салтыков-Щедрин. Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого (Лескова) (автора романов "Некуда" и "Обойденные")

22.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Н.М. Карамзин. Несколько слов о русской литературе

Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) - русский историк-историограф, писатель, поэт, почётный член Петербургской Академии наук (1818)

Н.М. Карамзин получил домашнее образование, с четырнадцати лет обучался в Москве в пансионе профессора Московского университета Шадена, одновременно посещая лекции в Университете.

В 1783 году, по настоянию отца, поступил на службу в петербургский гвардейский полк, но вскоре вышел в отставку. Ко времени военной службы относятся первые литературные опыты. После отставки некоторое время жил в Симбирске, а потом — в Москве. Во время пребывания в Симбирске вступил в масонскую ложу «Золотого венца», а по приезде в Москву в течение четырёх лет (1785—1789) был членом масонской ложи «Дружеское ученое общество».

В Москве Карамзин познакомился с писателями и литераторами: Н. И. Новиковым, А. М. Кутузовым, А. А. Петровым, участвовал в издании первого русского журнала для детей — «Детское чтение».

В 1789—1790 предпринял поездку в Европу. По возвращении поселился в Москве и начал деятельность в качестве профессионального писателя и журналиста, приступив к изданию «Московского журнала» 1791—1792 (первый русский литературный журнал, в котором среди других произведений Карамзина появилась упрочившая его славу повесть «Бедная Лиза»), затем выпустил ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности», «Мои безделки», которые сделали сентиментализм основным литературным течением в России, а Карамзина — его признанным лидером.

Император Александр I именным указом от 31 октября 1803 даровал звание историографа Николаю Михайловичу Карамзину; к званию тогда же было добавлено 2 тыс. руб. ежегодного жалования. Титул историографа в России после смерти Карамзина не возобновлялся.

Очерк Н.М. Карамзина "Несколько слов о русской литературе"

Н.М. Карамзин. Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени

Н.М. Карамзин пишет: "Все те, которые имеют счастие мыслить и судить беспристрастно, должны согласиться, что никакое время не обещало столько политического и нравственного благоденствия Европе, как наше. Революция объяснила идеи: мы увидели, что гражданский порядок священ даже в самых местных или случайных недостатках своих; что власть его есть для народов не тиранство, а защита от тиранства; что, разбивая сию благодетельную эгиду, народ делается жертвою ужасных бедствий, которые несравненно злее всех обыкновенных злоупотреблений власти; что самое турецкое правление лучше анархии, которая всегда бывает следствием государственных потрясений; что все смелые теории ума, который из кабинета хочет предписывать новые законы нравственному и политическому миру" должны остаться в книгах вместе с другими, более или менее любопытными произведениями остроумия; что учреждения древности имеют магическую силу, которая не может быть заменена никакою силою ума; что одно время и благая воля законных правительств должны исправить несовершенства гражданских обществ; и что с сею доверенностию к действию времени и к мудрости властей должны мы, частные люди, жить спокойно, повиноваться охотно и делать все возможное добро вокруг себя..."

Полный текст статьи Н.М. Карамзина "Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени"

Н.М. Карамзин. Отчего в России мало авторских талантов?

Н.М. Карамзин пишет: "Хотя талант есть вдохновение природы, однако ж ему должно раскрыться учением и созреть в постоянных упражнениях. Автору надобно иметь не только собственно так называемое дарование, - то есть какую-то особенную деятельность душевных способностей, - но и многие исторические сведения, ум, образованный логикою, тонкий вкус и знание света. Сколько времени потребно единственно на то, чтобы совершенно овладеть духом языка своего? Вольтер сказал справедливо, что в шесть лет можно выучиться всем главным языкам, но что во всю жизнь надобно учиться своему природному. Нам, русским, еще более труда, нежели другим. Француз, прочитав Монтаня, Паскаля, 5 или 6 авторов века Людовика XIV, Вольтера, Руссо, Томаса, Мармонтеля, может совершенно узнать язык свой во всех формах; но мы, прочитав множество церковных и светских книг, соберем только материальное или словесное богатство языка, которое ожидает души и красот от художника. Истинных писателей было у нас еще так мало, что они не успели дать нам образцов во многих родах; не успели обогатить слов тонкими идеями; не показали, как надобно выражать приятно некоторые, даже обыкновенные, мысли. Русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершеннее узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски! Милые женщины, которых надлежало бы только подслушивать, чтобы украсить роман или комедию любезными, счастливыми выражениями, пленяют нас нерусскими фразами. Что ж остается делать автору? Выдумывать, сочинять выражения; угадывать лучший выбор слов; давать старым некоторый новый смысл, предлагать их в новой связи, но столь искусно, чтобы обмануть читателей и скрыть от них необыкновенность выражения! Мудрено ли, что сочинители некоторых русских комедий и романов не победили сей великой трудности и что светские женщины не имеют терпения слушать или читать их, находя, что так не говорят люди со вкусом? Если спросите у них: как же говорить должно? то всякая из них отвечает: "Не знаю; но это грубо, несносно!" - Одним словом, французский язык весь в книгах (со всеми красками и тенями, как в живописных картинах), а русский только отчасти; французы пишут как говорят, а русские обо многих предметах должны еще говорить так, как напишет человек с талантом..."

Полный текст статьи Н.М. Карамзина "Отчего в России мало авторских талантов?"

Л.А. Тихомиров. В разброд

Тихомиров Лев Александрович (1852 - 1923) - политический деятель, публицист, религиозный философ.

Л.А. Тихомиров пишет: "Еще сравнительно недавно, лет 20 назад, в России и понимали, и говорили, что у нас "нет партий". Было разнообразие мнений, были различные "направления", но собственно "партий", замкнувшихся, определенно действующих, не было, и если они проявлялись в публицистике, то совершенно отсутствовали в государственном действии, которое было в принципе поставлено на почву "общенационального блага" или "справедливости", что, в сущности, почти одно и то же. Этот принцип нередко нарушался, еще чаще не выдерживался под влиянием действия разных мелких категорий, но в общем, как правило, как мерило государственного долга действовала именно идея справедливости и национального блага. Одним из последствий этого было национальное единение, чувство патриотизма, общее преклонение пред благом родины.

Все это исчезло в настоящее время до поразительности, до позора. Слово "патриот" бросается как ироническое или ругательное. О родине почти заикнуться нельзя, и самое существование национального интереса для множества "партийных" людей сделалось мифическим, будто бы выдуманным какими-то реакционерами..."

Полный текст статьи Л.А. Тихомирова "В разброд"

Л.А. Тихомиров. Чего нам не хватает

Л.А. Тихомиров пишет: "Странное чувство недоумения охватывает человека, когда он вникает в нынешние жалобы, с одной стороны, о том, что у нас будто бы господствует реакция, с другой - о том, что революция неуклонно продолжает разрушать организм России и все основы ее бытия. Первое утверждение - о господстве реакции - так не соответствует действительности, что невольно кажется неискренним. Второе по существу безусловно верно, с той поправкой, что революции не дается вполне свободного хода. Именно сдержки ее триумфального шествия и зачисляются в рубрику "реакции". Но если реакция, в смысле противодействия революции, действительно существует, то общий ход развития страны от этого ничуть не представляется более отрадным и даже менее революционным.

Реакция - в сущности своей - совсем не есть то, что требуется для развития страны. Для последнего нужны твердые, здоровые принципы, а простой факт противодействия революции вовсе не связан с наличностью таких принципов и даже не составляет отрицания принципов, несомых революцией, а только отрицает ее излишества и чрезмерную быстроту движения. В этом отношении реакция даже отчасти полезна для осуществления революционных принципов, ибо дает их носителям время немножко одуматься и принять более практические, более осуществимые способы прочного введения их в жизнь..."

Полный текст статьи Л.А. Тихомирова "Чего нам не хватает"

Л.А. Тихомиров. О Верховной Власти

Л.А. Тихомиров: "Изо всех недостатков узаконений 1906 года, наиболее вредный и наиболее настойчиво требующий устранения, - это темнота вопроса о Верховной Власти государства.

Двусмысленность закона в этом коренном вопросе государственной конституции крайне опасна, так как она дает повод к борьбе за Верховную Власть, а борьба за Верховную Власть есть по существу революционное явление. Пока существует такая борьба, до тех пор нельзя планомерно устраивать государство, ибо его устроение, во всем своем плане, существенно определяется тем, какая власть признана за Верховную.

Для устранения этой опасной двусмысленности закона, ныне толкуемого различными партиями каждою в свою пользу, нужно ясное изображение в законе той мысли, что Царская Власть, Верховная, никакими учреждениями не ограничиваемая, проявляется в государственном управлении двумя путями: 1) в общем порядке, посредством учреждений подзаконных, руководящихся установленными Верховною Властью постоянными законами, и 2) в порядке Верховного управления, непосредственными Высочайшими Повелениями, основанными на соображениях справедливости, на Божеском законе и на требовании государственных интересов..."

Полный текст статьи Л.А. Тихомирова "О Верховной Власти"

20.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Н.А. Добролюбов. "Собеседник любителей российского слова"

Николай Александрович Добролюбов (самый известный псевдоним Н. Лайбов, настоящим именем не подписывался (1836 - 1861)) - русский литературный критик рубежа 1850-х и 1860-х годов, публицист.

«Собеседник любителей российского слова, содержащий разные сочинения в стихах и в прозе некоторых российских писателей», - ежемесячный журнал, издававшийся в Петербурге с июня 1783 по сентябрь 1784 года. «Собеседник» издавался Академией наук по инициативе и при ближайшем участии императрицы Екатерины II. Фактическим редактором являлась княгиня Е.Р.Дашкова (директор АН), помощником которой состоял «советник дирекции АН», литератор О.П.Козодавлев, товарищ А.Н.Радищева по Лейпцигскому университету. Ближайшее участие в издании принимали И.Ф.Богданович, Г.Р.Державин, Д.И.Фонвизин. Менее активно сотрудничали С.С.Бобров, В.В.Капнист, Я.Б.Княжнин, Е.И.Костров, В.А.Левшин, М.Н.Муравьев, Ю.А.Нелединский-Мелецкий, М.М.Херасков и др.

Н.А. Добролюбов пишет: ""Собеседник любителей российского слова" должен занять видное место в истории русской литературы и в особенности журналистики. Он может дать много важных фактов для изучающего состояние русского общества и литературы в конце прошлого столетия. Можно сказать, что в продолжение двух лет своего издания он совмещал в себе почти всю литературную деятельность русских писателей того времени. Жизнь общества тогдашнего отражалась в нем более, нежели в каком-либо из других изданий, и причину этого, конечно, должны мы искать в самых условиях существования "Собеседника". У нас вообще журнальная литература всегда пользовалась наибольшим успехом и получила наибольшее развитие - потому ли, что русские авторы никогда не хотели или не умели сами хлопотать о продаже и об издании своих сочинений, или потому, что чтение мелких, легких статеек приходилось более по вкусу образующегося общества, нежели чтение сочинений обширных и серьезных. Да, впрочем, подобных сочинений у нас никогда и но являлось слишком много. Как бы то ни было, журналы различных форматов, с различным направлением и содержанием, различными сроками выхода развелись у нас во множестве уже в 70-х годах прошлого столетия. Естественно, что они должны были следить за современностью, угадывать потребности общества, если хотели иметь успех. И действительно, пересматривая ряд этих изданий, мы находим общее старание следить за общественной жизнью и овладевать вниманием публики, представляя посильное изображение того, что особенно ее занимало или могло занимать в данное время. Отсюда объясняется раннее появление у нас нравоописательных изданий. При этом нельзя забыть и того особенного направления, которое всегда проглядывало в этих изображениях нравов, - ^ направления сатирического. Молодое, развивающееся общество русское чувствовало, конечно, само свое несовершенство, видело, что ему еще многое нужно у себя исправить и переделать. Но не в его воле было вдруг отрешиться от всех своих недостатков, имевших большею частию историческое происхождение, проникнувших весь характер народа и нередко связанных с самым общественным его устройством. Для этого нужно было время, приготовление; нужно было, чтобы появилось сначала сознание недостатков, чувство необходимости их исправления; сначала должно было теоретически овладеть умами, чтобы потом практически выразиться в жизни. Сатира явилась в этом случае могучим деятелем, как и всегда является она в обществе. Это общество, столько перенесшее и выстрадавшее, так часто останавливаемое враждебными обстоятельствами в естественном ходе своего развития, так стесняемое в самых чистых и высоких своих стремлениях, связанное во всем по рукам и ногам вследствие совершенно неравномерного распределения в нем умственных и вещественных преимуществ, - это общество, не имея возможности действовать, искало отрады по крайней мере в слове - умном, смелом, благородном, выводившем на посмеяние все низкое и пошлое и выражавшем живое стремление к новому, лучшему, разумному порядку вещей. Никогда не замирало у нас это направление, и во всем, что есть лучшего в нашей словесности, от первых народных песен до произведений Гоголя и стихотворений Некрасова, видим мы эту иронию, то наивно-открытую, то лукаво-спокойную, то сдержанно-желчную. Она нашла себе представителей и в 70-х годах прошлого века. Число журналов, начавшихся "Всякою всячиною" (1769) и отличавшихся преимущественно сатирическим направлением, довольно велико. В этом же году появились: "И то и се", "Ни то ни се", "Поденьщина", "Полезное с приятным", "Смесь" и "Трутень". - В следующем году издавался "Парнасский щепетильник" Новикова, в 1771 году - "Трудолюбивый муравей" Рубана, в 1772 году - "Вечера" и "Живописец" Новикова, имевшие такой блестящий успех, что "Живописец" снова перепечатан был в следующем же году. С этого времени Новиков решительно овладел поприщем журналистики. В 1774 году издавал он "Кошелек"; в 1777 - 1780 годы - "Утренний свет"; в 1781 году - "Московское ежемесячное издание"; в 1782 году - "Вечернюю зарю", как продолжение "Утреннего света", и в 1784 году заключил все это "Покоящимся трудолюбцем". Не все новиковские издания отличаются одинаковым направлением, а потому не все имели одинаковый успех. В "Утреннем свете" является уже характер более философский, нежели сатирический, и только стихотворения да анекдоты все еще напоминают веселую сатиру. В "Вечерней заре" уже преобладают рассуждения - о посте, о бессмертии души, о суете сует, об истинном блаженстве, о совести, об откровении, о египетской морали и догматике и т.п. Самые стихотворения представляют большею частию переложение молитв, псалмов и душеспасительные размышления. То же самое находим в "Покоящемся трудолюбце", где в каждой книжке являются благочестивые размышления и духовные оды на любовь, на злобу, на смерть, на рождение вообще или чье-нибудь рождение в частности. Такое направление было очень почтенно и могло быть даже полезно в то время; но для этого нужно было немножко получше взяться за дело. Ввиду смелых и остроумных нападений величайших умов того времени нельзя уже было довольствоваться прежнею рутиною, обращениями к чувству, восклицательными знаками, изношенными сравнениями; нельзя уже было прятаться за авторитет египетских, китайских и других мудрецов. А этим-то именно и отличаются рассуждения новиковских журналов. Они чрезвычайно напоминают сочинения на заданные темы, какими упражняют обыкновенно воспитанников духовных семинарий. Это, впрочем, иначе и не могло быть, по самому составу сотрудников журнала, которые все почти были студенты Московского университета, как объявлял об этом Новиков на первых же листах каждого журнала. Большая часть имен остались совершенно неизвестными в литературе; в "Вечерней заре" можно только отметить Лабзина и Пельского, в "Покоящемся трудолюбце" - Подшивалова, Антонского и Сохацкого. Не удивительно, что эти классные упражнения мало встречали сочувствия в публике, которая, не обращая внимания на дидактические журналы Новикова, в это самое время жадно перечитывала во втором и третьем издании его "Живописца" и "Вечера"..."

Полный текст статьи Н.А. Добролюбова "Собеседник любителей российского слова"

Н.А. Добролюбов. Литературная заметка (О А.Н. Островском)

А.Н. Островского в течение нескольких месяцев 1856 года некоторые фельетонисты обвиняли в том, что он скрывает соавторство в ряде своих пьес актера и драматурга Д.А. Горева. На самом деле Горев лишь незначительно помог Островскому в написании нескольких картин "Банкрота" ("Свои люди — сочтемся"). При издании "Банкрота" Островский не назвал имени Горева, а затем, отвечая печатно на грубые обвинения, также не удержался от резких выражений.

Н.А. Добролюбов пишет: "Было время, когда нещадно издевались над Полевым за его литературное самовосхваление. Еще недавно поднимали на смех за то же самое Гоголя, по поводу его странного завещания. И за это никого не подвергали судебным допросам. Припоминая эти примеры, решаюсь просить вас поместить в "Санкт-Петербургских ведомостях" мои замечания о г. Островском, который хотя и старается запугать своих противников, но этим нисколько не приобретает себе права равняться в литературе не только с Гоголем, но даже и с Полевым...."

Текст статьи Н.А. Добролюбова "Литературная заметка (О А.Н. Островском)"

Н.А. Добролюбов. О некоторых местных пословицах и поговорках Нижегородской губернии

Н.А. Добролюбов пишет: "Пословицы и поговорки доселе пользуются у нас большим почетом и имеют обширное приложение, особенно в низшем и среднем классе народа. Кстати приведенной пословицей оканчивается иногда важный спор, решается недоумение, прикрывается незнание... Умной, - а пожалуй, и не умной - пословицей потешается иногда честная компания, нашедши в ней какое-нибудь приложение к своему кружку. Пословицу же пустят иногда в ход и для того, чтобы намекнуть на чей-нибудь грешок, отвертеться от серьезного допроса или даже оправить неправое дело. Это пословицы общие, ходячие, употребляемые с незначительными вариантами, по всей матушке-Руси. Есть пословицы другого рода, в которых находят историческое основание и которые именно указывают на известное место или лицо. Некоторые из названий этих мест и лиц, как, например, Иван Великий и великая Федора, Филя и Сенька - сделались уже именами нарицательными и повсюдными, но другие не удостоились этой чести и довольствуются бедной известностью в том темном уголку, к которому они относятся. Подобных пословиц ходит несколько и в Нижегородской губернии. Иные из них имеют и исторические основания, а другие указывают только на существующие бытовые отношения. Попытаемся вытащить некоторые из них на белый свет из мрака забвения, - до которого, впрочем, успел уже недавно коснуться свет науки..."

Полный текст очерка Н.А. Добролюбова "О некоторых местных пословицах и поговорках Нижегородской губернии"

19.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Переписка К.Н. Леонтьева и В.В. Розанова

Василий Васильевич Розанов (1856 - 1919) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.

Константин Николаевич Леонтьев (1831 - 1891) - российский дипломат; мыслитель религиозно-консервативного направления: философ, писатель, литературный критик, публицист и дипломат, поздний славянофил.

В.В Розанов пишет: "Леонтьев умер ... не от своей мучительной болезни, а от той самой pneumonia, пример которой избран (в "Византизме и славянстве", центральной философской у него статье) для объяснения признаков смерти в своем "триедином процессе". Дурная погода, встретившая его у Троице-Сергия, на которую он уже жалуется в последних из этих писем, не заставила его поберечься. Он схватил простуду: развилось воспаление легких, болезнь не смертельная в молодости, но в возрасте 60 лет роковая. И он умер, прохворав недолго и не страдав исключительным страданием. Мысль обрадовать его напечатанием большой о нем статьи все время не оставляла меня: но, к сожалению, именно этот 1891 год был для меня полон исключительных хлопот, забот, отчасти - опасностей. Телеграфное известие о его смерти, прочитанное в газете, поразило меня удивлением и жалостью. Мало к кому я так привязывался лично, темпераментно. Собственно, мы любим людей по степени того, насколько глубоко они проходят внутрь нас. "

Переписка К.Н. Леонтьева и В.В. Розанова

П.В. Анненков. Последнее слово русской исторической драмы "Царь Федор Иванович", трагедия графа А.К. Толстого

Анненков Павел Васильевич (1813–1887), русский литературный критик, мемуарист, эстетик.

П.В. Анненков Пишет: "Как бы ни казалась громадна личность Грозного в сравнении с личностью его духовно-немощного сына Федора, все же должно сказать, что психическая разработка Ивана IV как типа гораздо легче чем всякого другого, менее выразительного характера. В нашей истории и в народном сознании он представляется соединением множества пороков и отрицательных качеств, достигших тех необычайных размеров, когда они становятся доступны всем глазам и самому низменному пониманию. По простоте материалов, которые могут быть употреблены при его изображении и которые не требуют особенного разбора, он даже составляет клад для второстепенных писателей. Неистовые страсти со всех своих видах, кровожадные порывы зверя, пользующего безграничным простором, дикое самоуслаждение и коварное лицемерие, играющие своими жертвами, - все эти черты и другие, им подобные, принадлежат к разряду грубых психических элементов, легко понимаемых и легко передаваемых, именно вследствие их грубой ясности, простоты и ощутительности. Вдобавок личность Ивана IV, по богатству своего мрачного содержания, имеет еще и то преимущество, что уже не может пострадать ни от какого наговора, что нет на свете такого чудовищного предположения, которое не могло бы найти в ней надлежащего места, с которым бы она не уживалась свободно. Работа за подобным характером есть работа в высшей степени благодарная, предмет освобождает автора от всякой ответственности, без труда и искания дает ему отличные краски и принимает на себя заботу о занимательности, оригинальности и потрясающем действии на читателей. Само собою разумеется, что если за такую работу принимается значительный литературный талант, то, при поэтическом вдохновении и при способности к творчеству, характер Ивана IV откроет ему огромное поле для фантазии, психического анализа и трагических эффектов, как это мы действительно и видим в первом произведении графа Толстого..."

Полный текст статьи П.В. Анненкова "Последнее слово русской исторической драмы "Царь Федор Иванович", трагедия графа А.К. Толстого"

П.В. Анненков. Деловой роман в нашей литературе. "Тысяча душ", роман А. Писемского

П.В. Анненков пишет: "Не будем требовать однако ж от писателя тех свойств, которые уничтожаются самим содержанием выбранного им предмета. Какая уж история преобразователя совершается спокойно, не возбуждая горьких сомнений в уме самого историка и подчас не запутывая его суждения до того, что из-под пера его исходит нетвердый и двусмысленный приговор. Ведь преобразователи малые и великие, а равно и история их, стоят всегда между двумя противоположными воззрениями, взаимно исключающими друг друга, и сохранить тут золотую середину, а особенно свободу и развязность изображения, бывает весьма трудно, иногда невозможно. Нам достаточно, что автор заключил фалангу мыслящих и бездействующих героев повествовательной литературы нашей выводом на сцену лица, по преимуществу деятельного и притом трижды деятельного: на литературном, жизненном и гражданском поприще. Вот наконец и Геркулес, готовый на все двенадцать подвигов, и не только готовый, но и совершающий их. Для нас очень важно знать, как смотрит на него сам автор, потому что от воззрения автора зависит в сильной степени и душевное настроение читателя. Если писатель с иронией обращается к выведенному лицу, на долю последнего выпадает горькая участь. Как он ни старайся показать себя затем с хорошей стороны, как ни моли о снисхождении и о правах своих - ничто не поможет: характер запятнан иронией автора, словно клеймом, и, под каким бы платьем ни явился, клеймо неотвязчиво мелькает перед глазами читателя. То же и наоборот: если писатель отличил героя своей симпатией, то уже много надобно неосторожных поступков, вертопрашества и легкомыслия, чтоб погубить действующее лицо во мнении читателя, да и тогда еще все-таки остается кое-что, все-таки вырвется иногда ласковое и задобривающее слово. В новом произведении А.Ф. Писемского не видно ни большой симпатии, ни явной иронии к главному персонажу романа, г. Калиновичу, однако же пустить его гулять по свету без всякого аттестата с своей стороны, автор, разумеется, не мог. Калинович - прежде всего публичный человек, а публичный человек вызывает необходимо суждение и толки; их надо, по крайней мере, предупредить и направить. Исполняя обязанность эту, автор наш уже принужден был отступиться от роли отца, который может только одно из двух: или любить, или ненавидеть свое детище, - и принял роль бесстрастного судьи, который, пожалуй, не затруднится разложить на две разные кучки достоинства и недостатки подсудимого и, соображаясь с величиной той или другой из них, составить свое суждение. В первой части романа Калинович по ненасытному, но мелкому честолюбию, по сухости сердца, способного на отвратительное лицемерие, по эгоизму, приносящему в жертву доброе имя и честь его любовницы Настеньки и не отступающему даже перед самой безобразной ложью, Калинович является нам гораздо ниже того грубого, но добродушного общества, которое его окружает и перед которым он гордится своей приличной физиономией. В последней, четвертой части, когда, миновав лабиринт темных и большей частью позорных интриг, Калинович достигает своего жизненного идеала, становится славен, богат, силен и деятелен, является у автора нечто похожее на сочувствие к нему и на увлечение. Он горячо и по обыкновению мастерски описывает нам подвиги этого человека, ополчившегося на злоупотребления и начинающего истреблять их направо и налево в кругу своей власти, помимо всех местных соображений, иногда помимо приличия и необходимости, иногда даже помимо закона и установлений. Со всем тем (и это великое достоинства романа!) суждение читателя о Калиновиче нисколько не задерживается проблесками меняющихся отношений автора к герою: истина всех изображений так велика у автора, характер лица так полон жизни и правды, тип так ясно обрисован , что настоящая мысль романа является сама собой. Калинович есть произведение той самой почвы, от которой он хочет отделиться, которую он хочет исправить, которую попирает с презрением и из которой, при действительной обработке ее, он, вероятно, будет первый вырван и отброшен, как сорная трава. Здесь изобразительный талант автора одержал победу над запутанностью предмета, сложностью психологической задачи и, как нам кажется, над нетвердостью и колебанием собственной мысли его..."

Полный текст статьи П.В. Анненкова "Деловой роман в нашей литературе. "Тысяча душ", роман А. Писемского"

18.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Д.П. Зыков. Письмо к сочинителю критики на поэму "Руслан и Людмила"

Дмитрий Петрович Зыков (1798 - март 1827) Отец - помещик Саратовской и Нижегородской губерний. Воспитывался у родственников, получил хорошее домашнее образование. В службу вступил в 1813 в 3-ю артиллерийскую роту Нижегородского ополчения. В 1825 - отставной штабс-капитан лейб-гвардии. С 2.1.1824. отставке «за болезнью».

Критик. Являлся литературным последователем своего сослуживца П.А. Катенина. Статья о "Руслане и Людмиле" - единственно известное печатное выступление Зыкова.

Формально статья обращена к А.Ф. Воейкову как автору «Разбора поэмы «Руслан и Людмила»»

Д.П. Зыков пишет: "Вы разбирали одно из лучших произведений литературы сего года; позвольте вас попросить объяснить некоторые места, о которых вы ничего не говорите. Я уверен, что вы возьмете на себя труд отвечать на мои вопросы. Начнем с первой песни..."

Полный текст очерка Д.П. Зыкова "Письмо к сочинителю критики на поэму "Руслан и Людмила""

М.А. Дмитриев. Второй разговор между Классиком и Издателем "Бахчисарайского фонтана"

Михаил Александрович Дмитриев (1796-1866). Критик, поэт, переводчик. Выходец из старинного дворянского рода, племянник И. И.Дмитриева. Получил образование в Московском университетском благородном пансионе, затем в Московском университете. В 1810-е гг. дебютировал в печати со стихами и переводами, в 1820-е гг. завоевал широкую известность как литературный полемист и критик романтизма.

Рано осиротел, воспитывался родственниками в Симбирске и Москве. Учился в Московском университетском Благородном пансионе (1811—1812), затем в Московском университете (1813—1817). С 1811 был зачислен в Московский архив Коллегии иностранных дел.

С 1812 был знаком с Н. М. Карамзиным. Живя в 1815—1820 в доме И. И. Дмитриева, познакомился с В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, Д. В. Давыдовым, А. Ф. Воейковым, В. Л. Пушкиным, В. В. Измайловым, Д. В. Дашковым.

Организовал в подражание литературному обществу «Арзамас» литературное «Общество громкого смеха» (1816—1820), в котором участвовал среди прочих С. Е. Раич. С середины 1820-х годов сблизился с кругом С. Т. Аксакова, М. Н. Загоскина, А. И. Писарева, Ф. Ф. Кокошкина.

В 1825 прекратил службу в Московском архиве Коллегии иностранных дел. Был чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе, затем судьёй Московского надворного суда, занимал другие должности. Камергер (1831), действительный тайный советник (1839).

Очерк М.А. Дмитриева "Второй разговор между Классиком и Издателем "Бахчисарайского фонтана""

А.С. Пушкин. Письмо к издателю "Сына отечества"

Пушкин Александр Сергеевич (1799 - 1837) русский поэт, драматург и прозаик. Член Российской академии (1833).

«Сын отечества» — русский журнал XIX века; выходил в Санкт-Петербурге с 1812 года до 1852 года (с перерывами) и оказал влияние на развитие общественной мысли и движение литературной жизни в России. С тем же названием выходил журнал с 1856 года по 1861 год и газета с 1862 года по 1901 год.

Журнал выходил еженедельно (по четвергам). Редактором-издателем был преподаватель словесности петербургской гимназии и секретарь цензурного комитета Н. И. Греч. Первоначально «Сын отечества» был журналом историческим и политическим, однако в нём помещались и художественные произведения, преимущественно стихотворные и главным образом на актуальные политические и военные темы (связанные с Отечественной войной 1812 года). Новшеством были иллюстрации (А. Г. Венецианова, И. И. Теребенёва), в основном карикатуры. В 1814 появился постоянный литературный отдел, включавший художественные произведения, критику, библиографию.

В 1816—1825 в «Сыне отечества» помещались стихотворения В. А. Жуковского, А. А. Дельвига, П. А. Плетнёва, М. В. Милонова, А. А. Бестужева, а также Ф. Н. Глинки, А. С. Пушкина, П. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера, статьи П. А. Вяземского, А. С. Грибоедова, О. М. Сомова, К. Ф. Рылеева, А. А. Бестужева, Н. И. Кутузова.

литературной критике жанр годового обозрения; аналогичные обозрения впоследствии писали А. А. Бестужев, Н. А. Полевой, В. Г. Белинский и другие русские критики. Широкий резонанс имела полемика 1816 года между Гнедичем и Грибоедовым о творчестве Жуковского и национальной самобытности русской литературы, вызванная публикацией баллады Катенина «Ольга» (переделки баллады Бюргера «Ленора»).

До 1825 журнал был одним из наиболее влиятельных и популярных русских журналов; тираж достигал 1200—1800 экземпляров.

А.С. Пушкин. Письмо к издателю "Сына отечества"

17.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Н.С. Гумилев. Рецензия на сборник (Блок, Клюев, Бальмонт, Верлэн, Веселкова-Кильштет, Шершеневич, Генигин)

Н.С. Гумилев пишет: "Перед А. Блоком стоят два сфинкса, заставляющие его "петь и плакать" своими неразрешенными загадками: Россия и его собственная душа. Первый - некрасовский, второй - лермонтовский. И часто, очень часто Блок показывает нам их, слитых в одно, органически-нераздельных. Невозможно? Но разве не Лермонтов написал "Песню о купце Калашникове"? Из некрасовских заветов любить отчизну с печалью и гневом он принял только первый..."

«Гумилев сразу, с первого дня приветствовал "Двенадцать", восхищался поэмой и считал ее лучшей вещью Блока. А уж о том, чтобы Гумилев не подал бы Блоку руки, никогда, ни при каких обстоятельствах не могло быть и речи. Для Гумилева выше политики, выше патриотизма даже, может быть, выше религии была поэзия, не обособленная от них, а их в себе вмещающая и своей ценностью их отдельные заблуждения искупающая. В "Двенадцати" для Гумилева заблуждения или ошибки не было. Но если бы он заблуждение там и нашел, он простил бы его за качество стихов» (Адамович Г.— Звено. Париж, 1926. 1 августа).

Рецензия Н.С. Гумилева на сборник (Блок, Клюев, Бальмонт, Верлэн, Веселкова-Кильштет, Шершеневич, Генигин)

Н.С. Гумилев. Федор Сологуб. Пламенный круг (рецензия)

Н.С. Гумилев пишет: "Странным свойством обладают стихи Сологуба. Их прочтешь в журналах, в газетах, удивишься их изысканной форме и забудешь в сутолоке дня. Но после, может быть через несколько месяцев, когда останешься один и печален, вдруг какая-то странная и близкая мелодия зазвенит на струнах души, и вспоминаешь какое-нибудь стихотворение Сологуба, один раз прочитанное, но все целиком. И ни одно не забывается совершенно. Все они обладают способностью звезд проявляться в тот или другой час ночного безмолвия."

Федор Сологуб (Федор Кузьмич Тетерников, 1863—1927). Ко времени появления «Пламенного круга» относятся первые крупные критические разборы поэтического творчества Сологуба. Когда революционнные события отхлынули, произведения Фёдора Сологуба, наконец, привлекли к себе внимание широкой читательской аудитории, в первую очередь благодаря изданию в марте 1907 года «Мелкого беса». Сологуб к тому времени оставил публицистику и сказочки, сосредоточившись на драматургии и новом романе — «Творимая легенда» («Навьи чары»). Осенью 1907 года Сологуб занялся подготовкой седьмой книги стихов (то были переводы из Верлена), по выходу которой запланировал издание восьмой книги стихов «Пламенный круг», воплотившей весь математический символизм Сологуба.

«Рождённый не в первый раз и уже не первый завершая круг внешних преображений, я спокойно и просто открываю мою душу, — пишет поэт во вступлении к „Пламенному кругу“. — Открываю, — хочу, чтобы интимное стало всемирным». Утверждая связь всех своих исканий и переживаний, Сологуб последовательно определил девять разделов книги. Мотивы книги имеют как бы тройную природу, и развитие их идёт в трёх направлениях: по линии отображения реальности исторической ситуации, по философской и по поэтической линиям. В «Личинах переживаний» поэт предстаёт в разных ипостасях — от нюрнбергского палача до собаки. От поэтического и мифического переходит к «земному заточению», где нет молитв, нет спасению от «погибели чёрной».

Рецензия Н.С. Гумилева "Федор Сологуб. Пламенный круг"

Н.С. Гумилев. Рецензия на сборник (Тэффи, Ратгауз, Подоводский)

Тэффи (настоящее имя Надежда Александровна Лохвицкая, по мужу Бучинская, 1872 - 1952) — русская писательница и поэтесса, мемуарист, автор таких знаменитых рассказов, как «Демоническая женщина» и «Ке фер?». После революции — в эмиграции. Сестра Мирры Лохвицкой.

Была известна сатирическими стихами и фельетонами, входила в состав постоянных сотрудников журнала «Сатирикон». Рассказы Тэффи систематически печатали такие авторитетные парижские газеты и журналы как «Грядущая Россия», «Звено», «Русские записки», «Современные записки». Поклонниками Тэффи были Николай II и В. И. Ленин, именем Тэффи были названы конфеты. По предложению Ленина рассказы 1920-х годов, где описывались негативные стороны эмигрантского быта, выходили в СССР в виде пиратских сборников до тех пор, пока писательница не выступила с публичным обвинением.

Сама писательница давала два объяснения происхождения своего псевдонима. Она знала некоего глупого человека по имени Стефан, которого слуга звал Стеффи. Считая, что глупые люди обычно счастливы, она взяла себе это прозвище в качестве псевдонима, сократив его «ради деликатности» до «Тэффи» и впервые подписав им одноактную пьесу «Женский вопрос». Давая после успешной премьеры этой пьесы своё первое интервью, на вопрос о псевдониме Тэффи ответила, что он имеет отношение к одному глупому человеку. Журналист спросил, не имеется ли в виду песня Р. Киплинга «Taffy was a Walesman / Taffy was a thief» (русск. Тэффи из Уэльса, Тэффи был вором), с чем Тэффи быстро согласилась.

Н.С. Гумилев пишет: "В стихах Тэффи радует больше всего их литературность в лучшем смысле этого слова. Такая книга могла бы появиться на французском языке, и тогда некоторые стихотворения из нее наверно бы и по праву попали в Антологию Walch'a. Поэтесса говорит не о себе и не о том, что она любит, а о той, какой она могла бы быть, и о том, что она могла бы любить. Отсюда маска, которую она носит с торжественной грацией и, кажется, даже с чуть заметной улыбкой. Это очень успокаивает читателя, и он не боится попасть впросак вместе с автором..."

Рецензия Н.С. Гумилева на сборник (Тэффи, Ратгауз, Подоводский)

А.В. Амфитеатров. «Жили-были три сестры». (Памяти Ек.П. Летковой)

Султанова (урожд. Леткова, Екатерина Павловна) — писательница, супруга Н.В. Султанова, род. в 1865 г. в дворянской семье, образование получила в вологодской гимн. и на Высших женских курсах В. И. Герье в Москве. Литературная деятельность Султановой началась переводами, преимущественно с итальянского языка. В 1881 г. она напечатала, под литерами Т. З., в «Русской мысли» повесть «Ржавчина»; затем целый ряд ее работ, как публицистического, так и беллетристического содержания, появляется в «Отечественных записках», «Друге женщин», «Северном вестнике», «Русской мысли» и «Русском богатстве» (подписаны девичьей фамилией — Е. Леткова). Повести и рассказы Султановой, относящиеся к последнему времени, изданы под заглавием «Мертвая зыбь» и «Отдых». Критика встретила их сочувственно (ср. ст. Н. К. Михайловского в «Рус. бог.», 1900 г.). Изящно написанные, повести и рассказы Султановой отмечены печатью идейности, согреты теплым чувством любви к ближним и сострадания к обездоленным судьбою. Существенная черта их — изображение коллизии между требованиями высшего нравственного порядка и житейской пошлостью.

Б.Г. (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Санкт-Петербург, 1890—1907)

А.В. Амфитеатров пишет: "Литературность юной Екатерины Павловны, интерес ее и тяготение к общественным вопросам, прикосновенность к кругам либеральной оппозиции и даже некоторое скольжение по окраинам революционного подполья придавали ее красоте особую пикантность: оригинальна была. И среди московских красавиц тем, что — поди же ты, до чего хороша, а между тем какая передовая и дельная умница! И среди передовых умниц, ибо таковые в огромном большинстве, блистая красотой талантов и нравственных качеств, отнюдь не блистали красотою физическою..."

Текст очерка А.В. Амфитеатрова "Жили-были три сестры". (Памяти Ек.П. Летковой)"

А.В. Амфитеатров. "Та, кто всех прелестней". (О В.И. Фирсановой)

Фирсанова Вера Ивановна (в 1-м браке — Воронина, во 2-м браке — Ганецкая) (1862 - 1934) — крупная московская домовладелица, предпринимательница и меценат.

Вера была единственным ребёнком в семье крупного московского предпринимателя Ивана Григорьевича Фирсанова. Отец выдал Веру за В. П. Воронина, служившего в Учётном банке, где предприниматель хранил свои сбережения. Воронин держал молодую жену взаперти, отличался завидной скупостью.

После смерти отца Вера Ивановна получила огромное наследство, возглавила семейное дело и развелась с мужем, уплатив ему миллион рублей за принятие им на себя вины. В 1881 году В. И. Фирсанова вошла в распорядительный комитет Московского попечительского общества . В 1883 году на деньги Фирсановой архитектором М. А. Арсеньевым был построен четырёхэтажный «Дом для вдов и сирот», который она передала в дар Комитету братолюбивого общества, находившемуся под патронажем императрицы. Принадлежащую ей деревню Середниково Фирсанова превращает в подмосковный культурный центр: здесь давали концерты певец Фёдор Шаляпин, композиторы Сергей Рахманинов и Георгий Конюс, бывали художники Валентин Серов и Константин Юон. В 1893 году на деньги и по ходатайству Фирсановой рядом с имением был открыт полустанок Николаевской железной дороги (в настоящее время платформа «Фирсановка»).

Вскоре Вера Ивановна во второй раз выходит замуж за Алексея Ганецкого — сына прославленного генерала, участника Крымской войны Н. С. Ганецкого.

На деньги В. И. Фирсановой по проекту архитекторов Б. В. Фрейденберга и С. М. Калугина возводятся новые Сандуновские бани и Петровский пассаж (в момент открытия получил название Фирсановского пассажа).

После революции В. И. Ганецкой была отведена одна комната в коммунальной квартире в доме на Арбате, который ранее целиком принадлежал ей. В последние годы Фирсанова работала гримёршей в одном из московских театров. В 1928 году Шаляпин подготовил и переправил в Москву необходимые документы и деньги для выезда Веры Ивановны в Париж.

В. И. Фирсанова скончалась в 1934 году в Париже.

Очерк А.В. Амфитеатрова ""Та, кто всех прелестней". (О В.И. Фирсановой)"

А.В. Амфитеатров. Начало литературной деятельности

Александр Валентинович Амфитеатров (1862 - 1938) - популярный русский журналист, фельетонист, прозаик, литературный и театральный критик, драматург.

А.В. Амфитеатров пишет: "Литератором-профессионалом я сделался только в 1889 году в Тифлисе, войдя в редакцию "Нового обозрения" Н.Я. Николадзе и М.А. Успенского. А первою ответственною (более или менее) вещью в печати считаю рассказ "Алимовская кровь", появившийся в каких-то двух октябрьских или ноябрьских "Русских ведомостей" 1884 года. Все предшествовавшее печатание в московском "Будильнике", петербургских "Осколках" и других юмористических журнальцах я отношу к области никак не "деятельности", а дилетантского озорства..."

Мемуары А.В. Амфитеатрова "Начало литературной деятельности"

16.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни.

Старец Амвросий Оптинский. Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам:

Утешения родителям скорбящим о смерти детей

О разборчивом чтении духовных книг. О христианском воспитании детей

Об отчаянии и молитве

Ответ диакону о причинах его болезни

О терпении скорбей

Духовное вречевство против тобакокурения

О дуэли

О ропоте и безропотном перенесении скорбей

О спиритизме

Великий грех удерживать достояние монашествующих

О справедливом завещании имения

Правый суд судите. Об отчестве

Количество и качество

О заботах родителей взрослых детей

Об отношении детей к родителям

Ученость без смирения

В.Г. Белинский. Бедные люди. Роман Федора Достоевского

Несколько желчная рецензия Белинского содержит отзыв о новом издании повести Ф.М. Достоевского. Белинский пишет: "«Бедные люди» были первым и, к сожалению, доселе остаются лучшим произведением г. Достоевского" О самом Белинском известны слова Достоевского: «Белинский есть самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни».

В.В. Розанов пишет о Белинском: "Белинский был «Ученик» и «Учитель», и этим исчерпывалось его существо. Он был «вечный писатель статей», и только. Отсюда: совершенное отсутствие в нем чувства России, отсутствие чувства русской истории, кроме книжного (отнюдь не делового), кроме восторга перед преобразованиями Петра, и то лишь в смысле «окна в Европу», без интереса к тому, кто будет в него смотреть и что из этого смотрения выйдет. Отсюда какая-то бесплодность и риторичность самого его западничества; словом, отсюда «уже поглядывает в окошечко» Родичев и даже издали Винавер и Гессен. «Вся утробушка русская тут». Достоевский и сказал: «Смрад, тупость».

Так это есть. Его знаменитое «Письмо к Гоголю» есть беспримерно глупое письмо. Человек из квартиры никуда не выходил, из редакции никогда не выходил — и судит о России."

Достоевский писал в "Дневнике Писателя" за 1873 год: "О, напрасно писали потом, что Белинский, если б прожил дольше, примкнул бы к славянофильству. Никогда бы не кончил он славянофильством. Белинский может, быть, кончил бы эмиграцией, если бы прожил доныне и если бы удалось ему эмигрировать, и скитался бы теперь маленьким и восторженным старичком с прежнею теплою верою, не допускающей ни малейших сомнений, где-нибудь по конгрессам Германии и Швейцарии, или примкнул бы адъютантом к какой-нибудь немецкой м-м Геп, на побегушках по какому-нибудь женскому вопросу". (Соч. 161).

Итак, рецензия В.Г. Белинского "Бедные люди. Роман Федора Достоевского"

В.Г. Белинский. Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н. Гоголя. Издание второе

Гоголь дистанцировался от того понимания общественного значения своих произведений, какое вкладывала в них литературная критика В. Г. Белинского и его круга, критика социально-утопическая.

В.Г. Белинский пишет: "Ни время, ни место не позволяют нам входить в подробные объяснения о "Мертвых душах", тем более что это мы непременно сделаем в скором времени, представив читателям "Современника", может быть, не одну статью вообще о сочинениях Гоголя и о "Мертвых душах" в особенности. Теперь же скажем коротко, что, по нашему крайнему разумению и искреннему, горячему убеждению, "Мертвые души" стоят весьма высоко в русской литературе, ибо в них глубокость живой общественной идеи неразрывно сочеталась с удивительною художественностью образов, и этот роман, почему-то названный поэмою, представляет собою произведение, столько же национальное, сколько и высокохудожественное. В нем есть свои недостатки, важные и неважные. К последним относим мы неправильности в языке, который вообще составляет столько же слабую сторону таланта Гоголя, сколько его слог (стиль) составляет сильную сторону его таланта. Важные же недостатки романа "Мертвые души" находим мы почти везде, где из поэта, из художника силится автор стать каким-то прорицателем и впадает в несколько надутый и напыщенный лиризм... К счастию, число таких лирических мест незначительно в отношении к объему всего романа, и их можно пропускать при чтении, ничего не теряя от наслаждения, доставляемого самим романом..."

Рецензия В.Г. Белинского "Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н. Гоголя. Издание второе"

В.Г. Белинский. Гамлет. Трагедия В. Шекспира. Перевод А. Кронеберга

В.Г. Белинский пишет: "Есть на свете люди, которые утверждают, что переводить что бы то ни было, с какого бы то ни было языка - труд совершенно потерянный, не приносящий пользы ни литературе, ни обществу, и что обычай переводить способствует только тому, чтоб, не ломая себе головы, пускать в продажу готовые чужие мысли. По мнению этих людей, только два способа передачи книг с одного языка на другой, бывшие в употреблении у древних, могут быть терпимы. Первый способ: переводы подстрочные, в которых язык, употребленный для толкования, совершенно приносится в жертву буквальности, так что в переводной фразе часто не бывает и смысла: ее нельзя понять без подлинника. (Хорош перевод, которого нельзя понять без подлинника! Кому же он нужен?) Второй способ: усвоивать себе чужой вымысел, чужой ум, чужие идеи посредством парафраза: овладевать мыслями подлинника и рассказывать их по-своему, пропуская, что не нравится, и прибавляя, что взбредет в голову, - короче, поступать так, как поступали поэты древней Италии, которые "с большим наслаждением крали у греческих образцовых поэтов мотивы музыки и мысли", и как поступают новейшие наши поэты, переделывающие чужие романы и комедии в фантастические рассказы и разного рода драматические представления, - те самые поэты, о которых в старину певалось, хоть и не очень красно, да метко..."

Рецензия В.Г. Белинского "Гамлет. Трагедия В. Шекспира. Перевод А. Кронеберга"

13.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

П.В. Анненков. Граф Л.Н.Толстой

Анненков Павел Васильевич (1813–1887), русский литературный критик, мемуарист, эстетик.

П.В. Анненков пишет: "С именем Толстого (Л.Н.) связывается представление о писателе, который обладает даром чрезвычайно тонкого анализа помыслов и душевных движений человека и который употребляет этот дар на преследование всего того, что ему кажется искусственным, ложным и условным в цивилизованном обществе. Сомнение относительно искренности и достоинства большей части побуждений и чувств так называемого образованного человека на Руси вместе с искусством передает нравственные кризисы, которые навещают его постоянно, составляет отличительную черту в творчестве нашего автора. Еще в первых своих произведениях: «Детство» и «Отрочество» — Толстой уже был психологом и скептиком; он уже и тогда показал публике, до чего может идти острый психический анализ, опирающийся на сомнение в человеческой природе, которая испорчена прикосновением цивилизации. Взрослые, уже кончившие полный курс извращенья своих естественных чувств и наклонностей, и молодые их отпрыски, только еще начинающие эту науку извращенья, одинаково подпали его исследованиям, разумеется, в меру успехов, полученных ими на поприще скрытности, лицемерной сдержанности и разладицы между настоящим чувством и чувством выражаемым. Он проникал, не разбирая пола и возраста, до дна тех кокетливых и наружно-благообразных душевных порывов человека, которые покрывают другой, тайный мир его ощущений и мыслей, исполненный страшилищ или, по крайней мере, карикатур и пародий на то, что вышло к свету, на фразу, идею, слезу и проч. Тогда еще публика не угадала настоящих поводов автора к этому разоблачению, да и он сам вряд ли ясно сознавал их, следуя только инстинктивно побуждениям своего таланта. Без всякого дальновидного расчета или намерения, он и скрыл их, выдвинув на первый план жизнь богатого дворянского дома, проникнутую чувством семейности, живые, милые лица детей и подростков, которым их почтенные родные служат как бы массивной оттеняющей рамой, и окружив еще всю эту картину разнообразными явлениями природы, сценами народного и домашнего быта. И впоследствии анализ Толстого никогда не выражался сухо, сам для себя или при помощи нарочно приготовленных для него типов (за исключением одного или двух неудачных соображений вроде «Люцерна»): наоборот, анализ его всего более нуждается в полной жизни, хорошо растет только промеж разнообразия форм, в среде свободных людских отношений и при оригинальных личностях, раздражающих и вызывающих его. Он тогда прививается к ним с цепкостью лианы, но надо было несколько времени для того, чтоб настоящие свойства этого анализа уяснились как самому автору, так и его читателям. Только в последнее время Толстой сам откровенно выдал себя за скептика и гонителя не только русской цивилизации, но и расслабляющей причудливой, многотребовательной и запутывающей цивилизации вообще. Какой идеал общественного развития желал бы он поставить на место заподозриваемого и отвергаемого им развития, этого автор не сказал, и не только не сказал, но нигде не видно, чтоб он присоединился и к тому, что говорили по этому поводу те литературные партии наши, которые гордятся обладанием подобных идеалов. Художническое его чувство, вместе с привычкой к сомнению и анализу, не позволили ему остановиться ни на одной из существующих программ лучшего развития, так как и составить свою собственную. Надо сказать, что эта привычка к сомнению и анализу воспитала в нем самом капризную и заносчиво-оригинальную мысль, которая уже не сносит какого бы то ни было самого законного посягательства на свою свободу, представляйся оно хоть в форме дознанного исторического закона, или в форме несомненного, многолетнего опыта или, наконец, в виде лучезарного художнического произведения. Мысль эта начинает тотчас же работать по-своему над ними, не осведомляясь о прежде бывших путях исследования, всегда отыскивая свой собственный, одной ей принадлежащий, и часто кончая тем, что теряет из вида самый предмет анализа со всеми его реальными свойствами и уже разлагает себя самое. Некоторые страницы «Ясной Поляны» (возьмите хоть статью «Воспитание и образование» в июльской книжке, 1862) могут подтвердить наши слова. В этих случаях капризно-оригинальная и независимая мысль эта становится похожа на станок, приведенный в движение сильной паровой машиной, но лишенный материала производства: шум, стук, напряженная деятельность тут существуют, как и при настоящей работе, но станок собственно занят ускорением собственной порчи. Отсутствие «идеала цивилизации» не оставляет, однако же, у Толстого пустого места. Настоящий, определенный идеал замещается у него, как уже было замечено прежде нас, страстным влечением к простоте, естественности, силе и правдивости непосредственных явления жизни. Душа его отдана всему, что еще не выделилось вполне из природного состояния, из оков материи и из фатализма истории, всему, что развивается бессознательно, покоряясь, с одной стороны, врожденным, и стало быть, искренним побуждениям своего организма, а с другой—удовлетворяя духовную свою природу только теми нравственными представлениями, только той наукой, поэзией и философией, которые сложились в течение веков, неведомым образом и сами собой вокруг человека как различные пласты его родной почвы. Здесь только и истина для Толстого. В этом влечении кроются и источники его постоянной, предвзятой идеи, управляющей всей художественной его деятельностью..."

Полный текст очерка П.В. Анненкова "Граф Л.Н.Толстой"

П.В. Анненков. Характеристика: И.С. Тургенев и Л.Н.Толстой

П.В. Анненков пишет: "Из всех форм повествования рассказ от собственного лица автора или от подставного лица, исправляющего его должность, предпочитается писателями большею частию в первые эпохи деятельности их — в эпохи свежих впечатлений и сил. Несмотря на относительную бедность этой формы, она представляет ту выгоду, что поле для картины и канва для мысли по милости ее всегда заготовлены наперед и избавляют писателя от труда искать благонадежный повод к рассказу. С нее начал г. Тургенев и на ней еще стоит г. Л. Н. Т., два повествователя, весьма различные по качествам своим и по направлению, но сходные тем, что у обоих чувствуется присутствие мысли в рассказах и оба могут подать случай к соображениям о роли мысли вообще в изящной словесности.

Рассказ от собственного лица освобождает автора от многих условий повествования и значительно облегчает ему путь. С первых приемов писатель уже становится в положение человека, не слишком озабоченного достижением предположенной цели, что позволяет ему иногда резвиться перед своим читателем на просторе, а иногда даже кончить вояж на полдороге. При рассказе от собственного лица немаловажное удобство состоит еще и в том, что писатель сам себе назначает границы и может избавиться от необходимости сообщить предмету описания настоящий его объем, истинные его очертания. От каждого предмета он свободно берет только ту часть, которая или удачно освещена, или живописно выдалась вперед. Задача писателя, разумеется, наполовину облегчена всеми этими привилегиями, но и это еще не все. Писатель, рассказывающий от себя, есть вместе с тем и адвокат своего дела. Он искусно оправдывается перед читателем в своих недоговорах и, если успел возбудить его симпатию, легко получает согласие даже на сделки с лицами и характерами, которые в строгом художественном повествовании никогда бы не могли явиться. Он вполне пользуется правом человека, состоящего налицо: с ним всегда поступают снисходительнее, чем с отсутствующим. Однако ж по закону равновесия, существующему везде, даже в отношениях между автором и чтецом его, выгоды, перечисленные нами, не даются даром. Выкуп за них весьма значителен и не всем бывает под силу. Если с одной стороны ослабевают требования и взыскания критики, то они делаются строже и придирчивее с другой. И, во-первых, рассказчик обязан выразить личное мнение свое о каждом предмете, встречающемся на пути его, чего никогда не требуется от правильного повествования, где только важно общее впечатление; затем примеры и наблюдения его должны отличаться самостоятельностью, зоркостью и умом в степени, какой другого рода произведения не обязаны достигать; наконец, по участию живой личности автора во всех, так сказать, обстоятельствах повествования, она сама должна обладать качествами, способными остановить внимание читателя... Только на этих условиях предоставляется право рассказчику свободно отдаться течению и даже капризу своей мысли и своего вдохновения. Случалось, и, вероятно, еще много раз будет случаться, что писатели, прельщенные выгодами формы личного повествования, принимались за нее, не взвесив предварительно важности условий, с ней сопряженных. Последствия известны. Кто не знает, что рассказы наиболее вялые, ничтожные и пошло-притязательные, как в нашей, так и в других литературах, обыкновенно начинаются с «Я...»..."

Полный текст очерка П.В. Анненкова "Характеристика: И.С. Тургенев и Л.Н.Толстой"

П.В. Анненков. Романы и рассказы из простонародного быта в 1853 году

П.В. Анненков пишет: "Отдав полную справедливость качествам, отличающим новое направление в литературе, и всей душой желая еще большего его развития, мы, однако ж, должны предостеречь публику от недоразумения, которое легко может возникнуть по поводу его. Многие и в том числе, вероятно, некоторые из писателей этого рода, думают, что простонародная жизнь может быть введена собственно в литературу во всей своей подробности, без малейшего ущерба для истины, цвета и значения своего. По нашему крайнему разумению, это весьма важная ошибка, способная породить (и порождающая) бесплодные стремления к такой цели, которая вряд ли может быть достигнута. Литературная передача всякого явления имеет свои незыблемые правила, приемы, манеру, которым должен подчиниться материал самый непокорный, и которые налагают клеймо свое на самый гордый и самостоятельный предмет. Что бы ни делал автор для тщательного сохранения истины и оригинальности в своих лицах, он принужден наложить краску искусственности на них как только принялся за литературное описание. Желание сохранить рядом, друг подле друга, требования искусства с настоящим, жестким ходом жизни, произвесть эстетический эффект и вместе целиком выставить быт, мало подчиняющийся вообще эффекту, - желание это кажется нам неисполнимым. Еще хуже бывает, когда коснется дело до выражения нравственного достоинства, присущего лицам простонародья. Здесь является опять литературное понимание его, почасту расходящееся с простым, менее требовательным пониманием самого круга. Есть, наконец, множество строгих представлений в литературе, бесспорно принимаемых всеми как фундамент, на котором легко, прилично и удачно могут быть построены завязка и интерес рассказа. В известной степени представления эти не чужды никакому классу; но они никак не составляют обязанности или несчастия для простого человека, и автор принужден иногда гнуть постороннее лицо под ними к земле только силою своего произвола. К этому прибавить надо добрую часть книжных истин, вмешивающуюся, разумеется, невольно от самого автора, в его суждение и сообщающую завязке совсем другой цвет, чем тот, под которым является она невооруженному глазу человека. В этом перечете разных литературных условий нельзя забыть и того, что в арсенале беллетристического произведения есть всегда множество пояснений, развязок и окончательных соображений, готовых к услугам писателя, который должен только владеть талантом правильного выбора; но они, случается иногда, не составляют ни малейшего пояснения, никакой развязки делу в глазах человека, знакомого с ним настоящим образом. Так, истина жизни и литературная истина в смешении своем отнимают друг от друга целые, иногда весьма характерные части. Этим даже можно объяснить отчасти явление, уже замеченное многими. Грамотный, но еще не развитый простолюдин, читая грубые изображения самого себя, не читает пояснений своей жизни, делаемых поэзией и литературой. Действительно, они должны много скрыть в его глазах: так, очертания крыльца и забора итальянской избы пропадают в гуще плюща и винограда, обвивающих их со всех сторон..."

Полный текст статьи П.В. Анненкова "Романы и рассказы из простонародного быта в 1853 году"

13.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни.

Старец Амвросий Оптинский. Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам:

Старец Амвросий Оптинский. О ереси шалопутов

Старец Амвросий Оптинский. Об испытании юных прежде принятия их в монастырь

Старец Амвросий Оптинский. О подкинутом младенце

М.Н. Катков. Характеристика П.М. Леонтьева

Катков Михаил Никифорович (1818 - 1887) - русский публицист, издатель, литературный критик.

Леонтьев Павел Михайлович (1822-1874) — русский филолог и педагог. Правнук А.Т. Болотова. С 1847 — профессор кафедры римской словесности и древностей. Один из основателей журнала «Русский вестник». С 1865 — соиздатель газеты «Московские ведомости».

М.Н. Катковпишет: "Под страшным, поразившим меня ударом у меня не было слов обращаться к публике с моим личным горем или оценивать понесенную всеми утрату. Я и теперь едва в силах говорить об этой утрате. Человек, которого мы все лишились, был для меня не то, что для всех. В нем потерял я не просто близкого человека, товарища, друга. Я потерял в нем часть своего существа, и притом лучшую. Во мне нет ничего, что не было бы с ним связано и что не болело бы теперь с его утратой. В продолжение всей зрелой поры нашей жизни мы были неразлучны с ним до последних тайников мысли и сердечных движений. Прошло около тридцати лет с тех пор, как мы узнали друг друга. Симпатические отношения установились между нами сразу и до конца ни на мгновение не поколебались. В течение почти двадцати лет нас соединяла совокупная деятельность, и семнадцать лет мы жили, почти не расставаясь, под одним кровом. Между нами не было никакой розни. Мысль, возникавшая в одном, непосредственно продолжала действовать и зреть в другом. Он был истинным хозяином моего дома, душой моей семьи; все дети мои — его крестники, и ничего у нас без его благословения и согласия не делалось. Между им и мною не было ни разу не только ссоры, но и серьезного разногласия. Единственным поводом к горячим объяснениям между нами были мои усилия оторвать его от чрезмерных трудов, которые он налагал на себя. Всегда спокойный и невозмутимый, он в этих случаях, при настойчивости с моей стороны, обнаруживал необычное ему раздражение. Он готов был принять на себя всякий труд для других, но ничье влияние не было сильно убедить его, чтобы он облегчил себя в труде. Бывали и еще споры, которые забавляли наших друзей, когда я протестовал против пристрастий его дружбы ко мне, против преувеличенного мнения о моих способностях и достоинствах, не дозволявшего ему, несмотря на все мои настояния, что-нибудь изменить или исправить в моих писаниях и заставлявшего его пассивно подчиняться моей инициативе, между тем как я, напротив, нуждался гораздо более в его указаниях и советах..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Характеристика П.М. Леонтьева"

М.Н. Катков. Процесс нечаевцев

«Процесс нечаевцев», первый в России гласный политический процесс. Проходил в Петербургской судебной палате 1 (13) июля — 11 (23) сентября 1871. Заговорщицкая организация «Народная расправа» была создана С. Г. Нечаевым (скрылся до процесса за границу). По делу проходили 152 чел., из них преданы суду 87, перед судом предстали 77 чел. (несколько чел. умерли до суда, некоторые были освобождены на поруки и скрылись). Главным обвинением было участие в антиправительственном заговоре. Нечаев оставил после себя «Катехизис революционера», фальшивый мандат агента 1-го Интернационала. За ним числилось и уголовное преступление: убийство студента Иванова.

Главные обвиняемые: П. Г. Успенский, И. Г. Прыжов, Л. К. Кузнецов, Н. Н. Николаев были осуждены на каторжные работы от 7 до 15 лет; к ссылке в Сибирь приговорены 2 чел., к тюремному заключению от 7 дней до 1 года 4 месяцев — 28 чел., остальные оправданы.

По мотивам дела нечаявцев Достоевским был написан роман "Бесы".

М.Н. Катков пишет: "Наши судебные уставы ни в чем существенно не уступают соответственным учреждениям в других странах, а наша судебная практика цивилизованностью приемов даже превзошла порядки, принятые во всех цивилизованных странах. У нас подсудимых, уличенных и сознавшихся в убийстве, не просто вводят, но приглашают в судебную залу. Английский или французский судья просто скажет: "Подсудимый, отвечайте". У нас скажут: "Господин такой-то, не угодно ли вам разъяснить?.." или "Господин подсудимый! член суда такой-то (следует звание, титул и фамилия) желает спросить вас..." Председатель суда в других странах не скажет ничего подобного; таких утонченных оборотов речи, таких взаимных представлений, напоминающих салон, где собрались люди для приятной беседы, не допускается в судебной зале других стран, где нравы грубее... Там судья, если сочтет должным остановить подсудимого, сделает это просто и скажет: "Подсудимый, слова ваши неуместны и дерзки". Но ему не придет в голову сказать: "Подсудимый, ваши слова, смею сказать, дерзки". Везде подобные оговорки показались бы иронией, слишком жестокой ввиду людей, над которыми висит обнаженный меч правосудия. А у нас это не ирония, не жестокость; у нас это цивилизация..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Процесс нечаевцев"

М.Н. Катков. Русское народное движение минувшего года

М.Н. Катков пишет: "Повсюду в Европе внимание было поглощено восточным кризисом, но в России не просто внимание общества, а вся душа народа была захвачена поднявшейся на Востоке борьбой. Для русского народа эти события были его внутренним делом.

Минуты, подобные пережитым в минувшем году, нечасто встречаются в жизни народов, и благо народу, который в массах своих способен к таким чистым и христианским движениям: ему, бесспорно, принадлежит будущее. Пока христианское чувство милосердия живет в народных массах и поднимает их, как у нас в минувшем году, народ может спокойно ожидать всяких испытаний...

Чувство милосердия и живая вера были чистым источником движения, могучей волной охватившего русский народ и двинувшего его на помощь пострадавшим от ужасных неистовств братьям его во Христе, - движения, не только поразившего иностранцев, но смутившего многих и в самой России своею неожиданностью. Племенное родство и близость по языку были делом второстепенным. Для миллионов, из лепт коих составилась главная доля пожертвований, для тысяч добровольцев - простых солдат и крестьян, положивших жизнь на полях Сербии, доселе самое имя сербов и болгар едва было известно. Первым возбуждением движения были послания митрополитов - Сербского и Черногорского. "Эти послания духовных лиц, - свидетельствует вице-президент московского Славянского комитета И.С. Аксаков в речи, произнесенной им в заседании 24 октября, - были через русское духовенство доведены до сведения народа - только доведены до его сведения, не больше, - и пожертвования уже тогда приняли размеры небывалые". А когда "началась страшная эпопея резни, грабежей, насилий и всех турецких неистовств в Болгарии, тут уже не нужно было никаких особенных усилий для возбуждения сочувствия и сострадания"..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Русское народное движение минувшего года"

12.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Д.И. Писарев. Стоячая вода (Сочинения А.Ф. Писемского. Том I. 1861)

Дмитрий Иванович Писарев (1840 — 1868) русский публицист и литературный критик.

Д.И. Писарев пишет: "Говоря о сочинениях Писемского, я не буду решать вопроса о степени таланта автора и о художественном достоинстве его произведений; эти вопросы давно рассмотрены и решены. Стоит раскрыть любую повесть или драму, любой роман Писемского, чтобы силою непосредственного чувства убедиться в том, что выведенные в них личности - живые люди, выражающие собою в полной силе особенности той почвы, на которой они родились и выросли. Толковать на нескольких страницах читателю то, что совершенно очевидно, значит понапрасну тратить время и труд; на этом основании я постараюсь в моей статье заняться делом более интересным и, как мне кажется, более полезным. Вместо того чтобы говорить о Писемском, я буду говорить о тех сторонах жизни, которые представляют нам некоторые из его произведений. - Чтобы не растеряться во множестве разнообразных явлений, я ограничусь одною повестью Писемского. Эта повесть - "Тюфяк" - очень проста по завязке и при этой простоте так глубоко и сильно захватывает материалы из живой действительности, что все серые и грязные стороны нашей жизни и нашего общества представляются разом воображению читателя. Эти стороны жизни стоит рассматривать и изучать. Над ними задумываются и будут постоянно задумываться люди с пытливым умом и с теплым сердцем; их не выкинешь из жизни и не заставишь самого себя забыть о их существовании. Гнет, несправедливость, незаконные посягательства одних, бесполезные страдания других, апатическое равнодушие третьих, гонения, воздвигаемые обществом против самобытности отдельных личностей, - все это факты, которых вы не опровергнете фразой и к которым вы не останетесь равнодушны, несмотря ни на какое олимпийское спокойствие. Эти факты заставляли страдать наших отцов и дедов; эти же факты тяготеют над нами и, вероятно, будут еще отравлять жизнь нашего потомства; все мы терпим одну участь, но между тем наши отношения к тому, что заставляет нас страдать, существенно изменяются; каждое новое поколение относится к своим бедствиям и страданиям проще, смелее и практичнее, чем относилось предыдущее поколение. Вероятно, ни один образованный человек не будет теперь жаловаться на свою судьбу и не увидит наказания свыше в постигшей его неудаче; вероятно, ни одна порядочная девушка не считает своею обязанностью в выборе мужа руководствоваться вкусом дражайших родителей; наша личная свобода, конечно, стесняется общественным мнением или, вернее, светским qu'en dira-t-on (что скажут (фр.)), но по крайней мере мы уже потеряли веру в непреложность этих светских законов и руководствуемся ими большею частью по силе привычки, потому что недостает сил и энергии восстать в жизни против того, что наша мысль признала стеснительным и нелепым. Все мы - большие прогрессисты в области мысли; на словах мы доводим до геркулесовых столбов уважение наше к личности человека; в жизни нам представляется, конечно, другая картина; наши Уильберфорсы и Говарды часто являются поборниками произвольных законов этикета, книжниками и фарисеями, или даже просто мандаринами и столоначальниками. Но этим иногда забавным, а часто и очень печальным противоречием между прогрессивным суждением и рутинным поступком смущаться не следует; и то хорошо, что думать начинают по-человечески; вы не забудьте, что эти человеческие мысли подхватывает на лету молодежь; эта молодежь не умеет двоить свое существо, не умеет хитрить сама с собою и принимает за чистую монету те слова, которые вы произносите в минуту увлечения и от которых вы, может быть, завтра отречетесь вашими поступками. За поколением людей много говорящих выдвигается незаметно поколение людей, делающих дело. Pia desideria (Благие пожелания (лат.)) мало-помалу перестают быть неуловимыми мечтами. Всякому поступку предшествует размышление; отдельный человек размышляет в продолжение нескольких минут или часов; общество находится в раздумье целыми десятилетиями, и это время наружного бездействия было бы несправедливо считать потерянным. Умственная зрелость наших отцов идет нам на пользу, и хотя мы перерешаем по-своему большую часть решенных ими вопросов, но перерешаем-то мы их именно потому, что их решения оказались неудовлетворительными, избавляя нас, таким образом, от дорого стоящих заблуждений..."

Текст статьи Д.И. Писарева "Стоячая вода (Сочинения А.Ф. Писемского. Том I. 1861)"

В.В. Розанов. Ближайшие задачи учебного ведомства

В.В. Розанов пишет: "Как мало требует особенных справок и работы подготовительных комиссий повышение содержания учителям и воспитателям, так не нуждается в кропотливом подготовлении и некоторая выправка учебных программ. В полной их переработке нет нужды уже потому, что не без разума же установились основные шаблоны преподавания при реформе гимназий в 1870 -1871 году, а, самое главное, для умственного развития и умственной дисциплины учащихся не так важен вопрос о том, что преподается, как вопрос о том, как оно преподается. Как и во всяком искусстве, как во всякой обработке и, между прочим, в обработке душевных сил человека, юноши, отрока - важнее всего вопрос о методе, вопрос о качественной стороне преподавания, а не о том, какой именно предмет преподается и в каком объеме. Между тем, как это ни странно, вопрос - "от каких пор до каких пор" проходит предмет, т.е, в сущности, знаменитое дьячковское задавание уроков "от сих до сих", составлял всю душу или, вернее, все бездушие министерской работы над программами учебных заведений и выбора самых предметов преподавания. Все было сведено к количеству материала, без вопроса о качестве его усвоения. Точнее, и в самое качество входила только "твердость знания". Это направление министерства и направление ученого комитета при нем привели всю Россию, все русское юношество к той мертвой зубрячке учебников, какая никак не могла воодушевить юношество любовью к науке, привить ему вдохновение к знанию. "Упорный труд", о котором упоминает в своей речи новый министр народного просвещения, может быть трудом каторжника ученика, трудом выколоченным, подневольным, вымученным, - чему долгий и самый плачевный пример мы имели в долгом министерстве гр. Д.А. Толстого. Не дай Бог России увидеть повторение этого примера и избави Бог г. Шварца ступить на этот горький "испытанный" путь: все министерство его не даст тогда плода. Есть другая форма "упорного труда", которая рождается из вдохновения, из увлечения преподаванием и предметом. Наше министерство всегда бегало и даже пугалось упоминания об этой форме трудолюбия учеников, потому что оно было всегда бездарно и бездеятельно, как министерство, как организация, а для такого одушевления нужно иметь талант самому министерству, ему надо перейти от канцелярской и департаментской рутины к живому наставничеству, живому воспитанию, к благоговейному собственному отношению к науке и ученым. Настоящий момент особенно удобен для разработки и установки этого истинного "трудолюбия". Многолетний период "забастовочного ученья" выделил во всех университетах "академическую группу" студентов, а известно, что дух и "душок" университетов незримыми путями доходит и до гимназий, определяет и там "дух" и строй..."

Текст статьи В.В. Розанова "Ближайшие задачи учебного ведомства"

Восстановление экзаменов в гимназиях

В.В. Розанов пишет: "Задачи, перед которыми поставлено министерство народного просвещения в настоящий момент, - трудны, настоятельны и деликатны. Безусловно, необходимо выйти из той анархии, в которую привело нашу школу, высшую и среднюю, "освободительное движение", и столь же безусловно нужно избежать жесткости, бездушия и формализма, которые предшествовали этой анархии и до некоторой степени, по закону контраста, также вызвали ее. Нужен средний золотой путь. Министерскому кораблю нужно пройти между Сциллой петербургского чиновнического абсолютизма и между Харибдой местного и личного самоволия, фантазии, злоупотреблений и свойственной русским распущенности и ничегонеделанья. Есть все признаки, что г. Шварц чувствует эту задачу не только со стороны ее настоятельности, но и в особенности со стороны ее деликатности. Можно сказать, что чем осторожнее будет проведено все это дело теперь, тем менее оно потребует дополнительной работы потом и в особенности вредных и опасных отступлений назад. Не дай этого Бог! Именно порывы взад и вперед, которые производились как эксперимент над нашими злосчастными учениками и над не более их счастливою русскою семьею, в лице родителей учеников, и породили главным образом сумбур и хаос, какие мы наблюдаем сейчас..."

Текст статьи В.В. Розанова "Восстановление экзаменов в гимназиях"

В.В. Розанов. Где скрыто зло старых экзаменов

В.В. Розанов пишет: "Министерство народного просвещения и его новый руководитель должны будут обратить самое серьезное внимание на ту тревогу, которая разлилась в обществе по поводу восстановления экзаменов в средних учебных заведениях, ибо эта тревога совершенно основательна в том отношении, что она есть результат только припоминания родителями теперешних учеников и учениц того, что они сами переживали, когда были учениками и ученицами в 70-х, 80-х и 90-х годах истекшего века. Министерство должно понять, что ничего подобного оно теперь не вправе восстановлять, и, может быть, оно догадается, что ничего подобного его не допустят восстановить: потому что при свободе печати и при наличности Г. Думы те безобразия и ужасы, какие творились в гимназиях по почину гр. Д.А. Толстого, вызовут такой вопль негодования и презрения, перед которым при теперешних обстоятельствах совершенно не может выстоять никакой министр и никакое министерство. Чтобы не искать многих аргументов этого, достаточно выбрать один. Министерство само констатировало, что почти во всех гимназиях того времени существовало выкрадывание тем, со взломом замка или без оного, т.е. что в гимназиях, среди "созревших" питомцев развилось и укрепилось... мазурничество. Можно поставить точку и не прибавлять ничего. Классическая гимназия толстовско-катковского стиля, свободно выросшая во всю величину своих замыслов, при отсутствии критики, при "приказанном" молчании печати, общества и семьи, начала давать... хулиганов... Не прибавляем к этому ничего..."

Текст статьи В.В. Розанова "Где скрыто зло старых экзаменов"

С.Я. Надсон. Дневник 1880 года

Семен Яковлевич Надсон (1862 - 1887) поэт, мемуарист.

С.Я. Надсон пишет: "Порой мне кажется, что я не живу, а читаю книгу о том, как жил и страдал кто-то другой, до того я мало способен верить себе! А умереть - не хватает сил: не трусость мучает, - нет, смерть не страшна, а жить хочется, страстно, безумно хочется... Но "к чему жить?" Идеал жизни, и жизни не личной, а общественной, следовательно самый высокий идеал - свободы, равенства, братства, труда и т.д., и т.д. - все это, в конце концов, сводится к одному, давно знакомому итогу - наслаждению, а наслаждение возможно ведь и без жертв и без борьбы, стоит только потушить в себе то, что мы называем лучшим в человеке. Но теперь вопрос: если бы эгоистичный идеал и был достижим, удовлетворил ли бы он меня? Нет, потому что я уродливо создан, создан для самопожертвования и великодушничания, а не для эгоистичного счастья и блаженного покоя... Следовательно, жить мне незачем, и жизнь для меня - мука, так как не может удовлетворить потребностям моей души. Мир для меня тесен, а другого нет, даже если и допустить существование рая, который опять-таки сводится к личному блаженству и покою и, значит, выдуман людьми..."

Полный текст Дневника С.Я. Надсона за 1880 год

11.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Д.И. Иловайский. Краткие очерки русской истории

Иловайский Дмитрий Иванович (1832 - 1920) русский историк и публицист, монархист.

Родился в 1832 году в семье мещанина, управляющего имением графини Пален. Окончил трехклассное раненбургское уездное училище и первую городскую гимназию. В 1854 году окончил историко-филологический факультет Московского университета. После окончания университета преподавал в гимназии в Раненбурге, потом в 3-й московской гимназии.

После выхода Манифеста 17 октября 1905 года и революционных событий 1905—1907 годов Иловайский перешел от умеренно-консервативных взглядам к радикально-консервативным, и вступил в ряд монархических организаций, таких как "Русское собрание", "Союз Русских Людей", "Союз русского народа". В 1897—1916 Иловайский издавал газету «Кремль» право-консервативного направления.

Иловайский несколько раз арестовывался ЧК.

"В 1918 86-летний старец «за убеждения» был арестован ЧК, просидел в заключении три недели, но стараниями поэтессы М.Цветаевой, имевшей связи среди евреев-чекистов, был освобожден. Причем, родной внук Иловайского сводный брат Цветаевой Андрей просил поэтессу ни в коем случае не рассказывать деду об обстоятельствах освобождения, «узнает — обратно запросится». На допросах ЧК вел себя достойно и мужественно. На вопрос о политических убеждениях, если верить Цветаевой, ответил: «А мои труды читали? Был монархист, есть монархист. <...> На десятом десятке, сударь мой, не меняются». Цветаева со слов очевидца допроса приводит еще один характерный эпизод. Следователь спрашивает, как Иловайский относится к Ленину и Троцкому. «Подсудимый молчит, мы уже думаем, опять не понял, или, может быть, глухой. И вдруг, с совершенным равнодушием: «К Ленину и Троцкому? Не слыхал». «Это был красавец старик. Хорошего роста, широкоплечий, в девяносто лет прямей ствола, прямоносый, с косым пробором и кудрями Тургенева и его же прекрасным лбом, из-под которого — ледяные большие проницательные глаза, только на живое глядевшие оловянно», — вспоминала Цветаева. Скончался Иловайский в 1920-м, немногим не дожив до 88 лет." (По материалам кн.: Черная сотня. Историческая энциклопедия 1900-1917. Отв. редактор О.А. Платонов. М., Крафт+, Институт русской цивилизации, 2008.)

Д.И. Иловайский. Краткие очерки русской истории

10.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

К.Н. Леонтьев. Рассказ смоленского дьякона о нашествии 1812 года

Константин Николаевич Леонтьев (1831—1891) — российский дипломат; мыслитель религиозно-консервативного направления: философ, писатель, литературный критик, публицист и дипломат, поздний славянофил.

К.Н. Леонтьев пишет: "Я очень любил гостить в Спасском, и так как оно отстоит от нашего Кудинова всего только верст на девяносто, то мы почти каждое лето на своих ездили туда и проводили там одну-две-три недели.

Кроме желания тихо повеселиться и помечтать в прекрасном имении у милой хозяйки, была еще и другая причина, которая привлекала меня в эту местность. Смоленская губерния представлялась мне тогда несравненно многозначительнее нашей Калужской. Она была в глазах моих озарена сиянием исторической славы. Я слышал от матери моей, которая родилась и выросла под этой самой Вязьмой, столько рассказов о 12-м годе, так много с ранних лет читал о нашествии французов; я так любил и чтил самого Наполеона и вместе с тем так гордился его поражением в России; я так много знал по свежему преданию даже о домашней жизни моего деда и близких ему лиц. Большие портреты, которые висели на темно-синих обоях с золотыми звездочками в нашей кудиновской гостиной, с детства приучили меня видеть перед собой владетелей Спасского как живых людей, «во плоти»..."

Текст очерка К.Н. Леонтьева "Рассказ смоленского дьякона о нашествии 1812 года"

К.Н. Леонтьев. Письмо провинциала к г. Тургеневу

К.Н. Леонтьев пишет: "Я прочел "Накануне" с увлечением, но оно неприятно потрясло меня... В деревне нет возможности иметь разом под рукою все журналы и сообразить все критические отзывы. Я прочел статью г. Дарагана, и она не удовлетворила меня: я порадовался многому встреченному в ней, но еще приятнее был поражен заметкой и забавными стихами "Искры", направленными против моральной точки зрения г. Дарагана. Не знаю, отчего г. Дараган не мог резко отделить нравственный вопрос от эстетического. Хотя эти две стороны обыкновенно бывают связаны органически и в жизни, и в поэзии, но разделение их при разборе нетрудно, особенно если как в "Накануне" бессознательное принесено в жертву сознательному.

Понятно, что теперь, при сильно изменившемся духе общества, при открытом стремлении к прогрессу, нравственно-исторические вопросы везде пролагают себе путь, везде слышен голос искренней любви к пользе, поэзия говорит о высокой деятельности, и критика принимает нередко более исторический, чем художественный характер. Даже в тех критических статьях, где видно глубокое понимание изящного и слышна горячая любовь к поэтическому, даже и в них на первом плане является современно или несовременно русское. Для примера я вспомню о разборе "Дворянского гнезда" г. Анненковым и о разборе "Обломова" г. Ахшарумовым. Подобные статьи, чуждые грубой догматизации, верные, горячие не могут не возбуждать сочувствия. Но рядом с грациозностью мысли в первой статье, рядом с ее задушевностью, ее собственным изяществом (несмотря на некоторую крутизну слога) в памяти является недавняя статья г. Дарагана, где недостаточно объяснены художественные недостатки вашего "Накануне", где явно неловкое посягательство на независимость нравственного идеала и странное понимание морали. В самом деле, порицая "Накануне", как творение, Инсарова и Елену - как поэтические типы, зачем нападать на нравственную сторону Елены, именно на абсолютно нравственную сторону, а не на относительную, не на русскую пятидесятых годов? Читая "Накануне", статью Дарагана и ядовитую заметку "Искры", я мучился желанием отвлечь нравственный вопрос от эстетического... Не знаю, удалось ли мне это, но я, по вашему совету, надену свой медный таз на голову и буду верить, что это шлем; вы вполне правы: без частицы такой веры жить нельзя. Нельзя не чувствовать, при первоначальном чтении романа, тех эстетических недостатков, на которые указывает г. Дараган; нельзя не быть удовлетворенным, когда он чует поэтическую безжизненность Елены и Инсарова (я говорю "чует", потому что он неотчетливо высказал свой приговор с этой точки зрения). Мне кажется, что он даже слишком снисходителен к вам, как к художнику, недостаточно показал, до какой степени вы недостойны сами себя как поэт в этом романе, недостойны творца "Рудина", "Гнезда", "Муму", "Затишья", даже "Записок Охотника", которые, однако, много уступают в деле зрелой красоты этим повестям. Что за математическая ясность плана! Разве такова жизнь? Жизнь проста; но где ее концы, где удовлетворяющий предел красоты и безобразия, страдания и блаженства, прогресса и падения?.."

Текст статьи К.Н. Леонтьева "Письмо провинциала к г. Тургеневу"

К.Н. Леонтьев. Мои дела с Тургеневым и т.д. (1851 - 1861 гг.)

К.Н. Леонтьев пишет: "Раз вечером я пришел к родным моим, Охотниковым, на Пречистенке и сел у круглого стола под лампой, беседуя с одной девицей. На столе лежала газета. Я газет не любил и не читал; но на этот раз случилось иначе. Я говорил с молодой девушкой о моих затруднениях, говорил о Тургеневе и случайно раскрыл газету. Вдруг вижу объявление: "Николай Сергеевич и Иван Сергеевич Тургеневы вызывают должников и заимодавцев скончавшейся матери своей такой-то; дом Ломаковской, на Остоженке". Это было почти напротив моей квартиры. Я показал m-lle Sophie газету, и мы оба удивились. Я ушел домой и на другой день утром часов в 9 с стесненным сердцем понес свою рукопись Тургеневу.

Человек пошел доложить. Тургенев жил на антресолях. Как я ни был занят своим делом, но объективность, как и всегда, не покидала меня и тут. Я не знал ни наружности, ни состояния Тургенева и ужасно боялся встретить человека, не годного в герои, некрасивого, скромного, небогатого, одним словом, жалкого труженика, которых вид и тогда уже прибавлял яду в мои внутренние язвы. Терпеть не мог я смолоду бесцветности, скуки и буржуазного плебейства, хотя и считал себя крайним демократом. Герои Тургенева были все такие скромные и жалкие. Ни Рудина, ни Лаврецкого он еще не произвел в то время. Однако меня скоро позвали, и я был приятно поражен. Тургенев любезно встал мне навстречу и, подавая руку, спросил, что мне угодно.

Росту он был почти огромного, широкоплечий; глаза глубокие, задумчивые, темно-серые; волосы были у него тогда темные, густые, как помнится, несколько курчавые, с небольшой проседью; улыбка обворожительная, профиль немного груб и резок, но резок барски и прекрасно. Руки как следует красивые, "des mains soignees" (ухоженные руки (фр.)), большие, мужские руки. Ему было тогда с небольшим 30 лет. Одет на нем был темно-малиновый шелковый шлафрок и белье прекрасное. Если бы он и дурно меня принял, то я бы за такую внешность полюбил бы его. Я ужасно был рад, что он гораздо героичнее своих героев. Ни слова почти не говоря, я сел против него в большое кресло и начал читать ему свое сочинение. Он закрылся руками и прослушал около четверти часа; но потом прервал меня и сказал, чтобы я оставил ему рукопись, что он прочтет ее лучше сам и обдумает. Назначил мне на другой день зайти утром, сделал мне еще несколько вопросов об университете, о том, давно ли я учусь, давно ли пишу и т.д..."

К.Н. Леонтьев. "Мои дела с Тургеневым и т.д. (1851 - 1861 гг.)"

10.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам:

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни.

Старец Амвросий Оптинский. Ревность о благочестии должна быть разумна

Старец Амвросий Оптинский. О различии нечистот внешних и духовных

Старец Амвросий Оптинский. Достоинство молитвы определяется ея концом

Старец Амвросий Оптинский. В чем сила заповеди о посте

Старец Амвросий Оптинский. Как приобретается смирение

Старец Амвросий Оптинский. О пользе издания писем отца Макария

Старец Амвросий Оптинский. Цель православных при исполнении Заповедей Божиих. Жизнь около монастыря. Обращение к угадчице - грех. Не следует носить крест с мощами на себе

09.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Письма В.Г. Белинского своим родителям: Григорию Никифоровичу Марье Ивановне Белинским и своему брату К.Г. Белинскому

В.Г. Белинский - внук священника в селе Белыни (Нижнеломовского уезда Пензенской губернии) и сын лекаря, служившего в Балтийском флоте. Родился в 1811 году в семье флотского врача в Свеаборге (Суоменлинна, крепость, ныне входящая в черту Хельсинки, Финляндия), где в то время жил его отец Григория Никифоровича Белынского (1784—1835) (При поступлении в университет будущий критик смягчил свою фамилию), переселившийся впоследствии (1816) на службу в родной край и получивший место уездного врача в городе Чембаре.

Выучившийся чтению и письму у учительницы, Белинский был отдан в только что открывшееся в Чембаре уездное училище, откуда в 1825 году перешёл в губернскую гимназию, где пробыл 3 1/2 года, но не окончил курса (в то время четырёхлетнего), потому что гимназия не удовлетворяла его, и задумал поступить в Московский университет. Исполнение этого замысла было очень нелегко, потому что отец, по ограниченности средств, не мог содержать сына в Москве; но юноша решился бедствовать, лишь бы только быть студентом. В августе 1829 года он был зачислен в студенты по словесному факультету, а в конце того же года принят на казённый счёт.

Иванов-Разумник пишет о родителях Белинского: "Мать его была типичной провинциальной кумушкой, а отец, человек не без дарований и кое-что обещавший, совершенно опустился под влиянием провинциальной жизни. Характеры отца и матери отразились и на сыне.

Темперамент матери, резкость и прямота отца проявились уже в молодом Белинском; если прибавить к этому, что дедом его был священник, отец Никифор, по семейным преданиям праведник-аскет и подвижник, то мы увидим, что и религиозный экстаз подвижника-деда впоследствии в новых формах и с новой силой воскрес в прямодушном вечном подвижнике, вечном искателе, Белинском". (Иванов-Разумник. "В. Г. Белинский: биографический очерк")

Письма В.Г. Белинского своим родителям: Григорию Никифоровичу Марье Ивановне Белинским и своему брату К.Г. Белинскому

Семь писем В.Г. Белинского К.С. Аксакову

К. С. Аксаков поступил в Московский университет в тот год, когда Белинский был исключен из него. Встретились они впервые у Н. В. Станкевича. У К. С. Аксакова в эти годы были уже довольно сильны и определенны те настроения и идеи, которые впоследствии сделали его одним из самых видных славянофилов. В то же время с кружком Н. В. Станкевича его сближали отрицательное отношение к крепостничеству, к реакционным течениям в литературе, горячая любовь к творчеству Гоголя, интерес к немецкой классической философии. Он активно сотрудничал в "Телескопе" и "Молве", печатая в них свои стихотворения, пародии и переводы. Однако "буйные хулы" Белинского и других членов кружка, неприятие ими патриархальных устоев, резкая критика русской действительности пугали будущего славянофила и заставляли его держаться в кружке особняком. "В отношении к моим знакомым я не переменился: не сближаюсь с кругом Станкевича, отдаляюсь от аристократов, рад слушать молодых людей, как Катков, и только с одним Кобыл<иным> я откровенен",-- сообщал в марте 1836 года К. С. Аксаков брату Григорию (цит. по книге: М. Поляков. Виссарион Белинский. М., 1960, с. 124).

Наиболее тесные отношения К. С. Аксакова с Белинским, одно время с М. А. Бакуниным и другими членами кружка приходятся на 1837 -- начало 1839 года, когда в кружке проповедовалось "примирение с действительностью". В эти годы он принимал живое участие в "Московском наблюдателе", выходившем под редакцией Белинского, печатал в нем свои переводы и поместил статью, посвященную "Грамматике" Белинского.

Семь писем В.Г. Белинского К.С. Аксакову

Семь писем В.Г. Белинского И.И. Панаеву

Панаев, Иван Иванович - русский писатель, литературный критик, журналист.

На литературное поприще Панаев выступил в 1834 г. рядом повестей, в которых явился подражателем Бестужева-Марлинского («Спальня светской женщины», «Белая горячка» и др.). Во второй половине 1830-х гг. Панаев часто ездил в Москву, где познакомился с тамошними литераторами и особенно близко сошелся с В. Г. Белинским, который при его посредстве приглашен был А. А. Краевским заведывать критическим отделом «Отечественных записок».

Под влиянием Белинского Панаев отрешился от мелодраматической манеры Марлинского. В повестях Панаева, написанных около 1840 г. («Прекрасный человек» и др.), замечается поворот на путь реалистического творчества; но, одарённый небольшим талантом, Панаев расплывается в мелких подробностях. В меньшей степени эти недостатки проявляются в произведениях зрелого периода беллетристической деятельности Панаева.

В 1847 г. он вместе с Некрасовым возродил «Современник». Они сумели привлечь лучшие литературные силы к участию в этом журнале, который стоял во главе умственного движения в одну из наиболее бурных эпох русской общественной жизни. В «Современнике» Панаев, под псевдонимом Нового поэта, писал ежемесячные остроумные фельетоны, сначала критические, потом о петербургской жизни. Под этим же псевдонимом Панаев издал сборник своих стихотворений-пародий (СПб., 1859).

Семь писем В.Г. Белинского И.И. Панаеву

Н.Ф. Федоров. Проект соединения церквей

Фёдоров Николай Фёдорович (1829 - 1903) русский религиозный мыслитель и философ-футуролог, деятель библиотековедения, педагог-новатор. Один из основоположников русского космизма.

Н.Ф. Федоров пишет: "Самое ненавистное из всех разделений есть разделение церквей. Название именно ненавистного должно быть дано разделению церквей, как самой глубокой розни; и православие, вопреки мнению славянофилов, вовсе не есть терпимость к разделению; православие, напротив, есть печалование о всяком разделении, печалование, для проявления которого во всем величии и широте теперь только наступает время, теперь, т.е. после 12 августа 1898 г. Точно так же нельзя возводить терпимость и в добродетель, как делают это западники, подражая Западу: возводить терпимость, индифферентизм, в добродетель - это значит утратить всякую надежду на то великое благо, которое могло бы объединить всех. Запад, говорят его поклонники, долгим и трудным историческим процессом доработался до принципа веротерпимости; т.е. дошел, следовательно, до этого принципа, изверившись после долгой умственной жизни, создав множество систем, истин, оказавшихся равно неудовлетворительными. После такого процесса немудрено прийти в отчаяние и остановиться на принципе веротерпимости, но как могли дойти до такого отчаяния наши западники и славянофилы? Судя по этому, можно полагать, что мы не принадлежим к тем свежим, полным надежд племенам, которых история выводит на смену утративших всякое упование, или же наша интеллигенция (западники и славянофилы) совершенно чужды народу. Терпимость требует лишь бездействия, требует только не делать зла иноверным, инославным и, вообще, не согласным с нами; а печалование, напротив, требует, и требует повелительно, не бездействовать, печалование побуждает, нудит употребить все силы на водворение в мире мира, согласия. Вопрос о соединении церквей и может показать нашу истинную стоимость, ценность, т.е. мы тогда окажемся достойными, когда проявим неустанную, не смущающуюся никакими неудачами, никакими препятствиями деятельность в виду великой цели, великого блага не только будущих, но и всех без исключения прошедших поколении. Что же касается славянофилов и западников, то между ними нет различия в принципе, ибо как первые, так и последние желают не только терпимости, но и уважения к чужой вере, уважения, следовательно, к тому, что считаем ложью и пороком, каковы, например, папская непогрешимость - у католиков, личная непогрешимость - у протестантов; нужно не уважать зло, а именно печаловаться, т.е. нужно стараться понять причины существования зла и изыскивать средства, путь к соединению разделившихся, к примирению несогласных и прежде всего, конечно, к устранению разделения церквей, как самого ненавистного из всех разделений. Религиозная рознь есть величайший, закоренелый порок, благодаря которому мы так легко представляем себе множество религий, как что-то совершенно естественное; тогда как нет ничего нравственно, или родственно, неестественнее раздвоения религии. Этот порок был бы непростительным, если бы не выражал собою лишь религиозного несовершеннолетия. В чем заключается религиозное несовершеннолетие, это можно видеть из того, что было сказано о речах Амвросия и Антония. Амвросий видел в вызывании пушечными выстрелами дождя дерзость, противление Господу, смешивая слепую чувственную природу с Богом и не входя в объяснение, в чем собственно состоит эта дерзость или противление; другие же видят в этих действиях посягательство на божественную власть, на желание отнять у Бога орудие наказания; не очевидно ли, что люди представляются при этом в состоянии детства, т.е. в таком состоянии, при котором наказания необходимы, неизбежны; не говоря уже о том, что самое это детство представляется в высшей степени испорченным, т.е. ребячеством, что люди представляются при этом такими детьми, которые боятся только розги и делают все лишь из-под палки, а как только не видят палки, становятся заносчивыми и дерзкими; и такое состояние рода человеческого представляется не временным лишь, а вечным. Вместе с таким представлением людей и Богу приписываются, как свойства, такие его состояния, как Судия, Господь, или Владыко, которые вызываются нашим лишь несовершеннолетием; называя же при этом Бога и Отцом, представляют Его, следовательно, таким отцом, который оставляет своих детей в вечном несовершеннолетии. Точно так же и Антоний, говоря в своей речи о догмате Пресвятой Троицы, видит в этом догмате только нравственную идею, мысль, а не образец для соединения и не план для совокупного действия рода человеческого; Антоний не представляет даже возможным такое действие, не считает его и нужным. Но недостаточно только мыслить о Боге, и самое слово о Боге не заключает еще в себе религиозного совершенства; чтобы достигнуть религиозного совершенства, нужно быть орудием воли Божией, а таким орудием можно быть только в совокупности, вместе со всеми; в спорах же и ссорах можно видеть лишь ребячество, как в разделениях, вообще, несовершеннолетие, детское состояние, детский возраст, в разделении же церквей, в религиозной розни, выражается религиозное несовершеннолетие человеческого рода, несовершеннолетие не в догмате лишь, но и в самой жизни. Можно ли, однако, оставаться в состоянии несовершеннолетия безнаказанно? Оставаться в несовершеннолетии, надеясь на безнаказанность, не значит ли рассчитывать на коснение, о котором говорит ап. Петр в 9 ст. 3 гл. 2-го своего послания? А между тем наказания, или бедствия, предшествующие кончине, уже начались, они-то и вызвали вопрос о примирении и соединении для защиты от этих бедствий - от голода, язвы и войны; остается, следовательно, признать, что наказания эти неизбежны, что безусловно неизбежен, фатален и конец; но в том же месте послания ап. Петра говорится о Божественном долготерпении в надежде на то, что все придут к покаянию; не значит ли это, что предсказания о конце только условны, что фатализма в христианстве нет и что эти предсказания суть только побуждения к делу, которое может предупредить гибель, конец, - побуждения для находящихся еще в детстве, в несовершеннолетии, для питающихся лишь "млеком", по выражению апостола; не значит ли это, что проповедь христианства может быть успешна, объединение может совершиться, и что переход в этом случае к новому небу, к новой земле, будет без катастрофы, без суда, будет делом самого рода человеческого, как послушного орудия божественной воли, - "и на суд не приидут, но от смерти в живот"? Если воскрешение ограничилось только Лазарем, и то не для бессмертия, если за воскресением Христа не последовало всеобщее воскресение, то причину этого не должно ли искать в нашей собственной вине, в нашей бездеятельности, в нашей розни; а вместе с тем не нужно ли видеть в этом и Божественной благости, желающей дать участие всем в деле воскрешения, желающей, чтобы мы сами были исполнителями, а не противниками Божественной воли? Но если воскресение не совершится по нашей доброй воле, то оно совершится помимо, вопреки, против нашей воли; и в этом случае не все в разум истинный придут, всеобщего объединения, всеобщего раскаяния не будет, а будет неумолимый страшный суд; и потому не только позволительно спросить, но не позволительно не задаться вопросом - что надо делать, чтобы проповедь христианская имела успех, чтобы все покаялись, чтобы все в разум истины пришли? Предлагаемый проект и есть попытка к постановке этого вопроса..."

Текст статьи Н.Ф. Федорова "Проект соединения церквей"

Н.Ф. Федоров. Обращение войска в естествоиспытательную силу

Н.Ф. Федоров пишет: "Всеобщая воинская повинность в связи с поголовным образованием требует, чтобы к пассивному знанию присоединялось бы и активное, то есть чтобы вместе с учителями и священниками посылались в село и военные инструкторы, которые в видах обучения населения, согласно с нынешним способом ведения войны, должны возводить полевые укрепления для защиты храмов-школ с вышками и памятников или храмов-музеев, которые и должны быть помещаемы именно на кладбищах, у могил отцов. При обязательном обучении родители вынуждены будут ради детей оставить свои роскошные дома и селиться вокруг кладбищ и его храма, освящающего как школы (детинцы), так и музеи (дединцы-матицы), неразрывно соединенные с храмом. Вместе с этим, с целью обращения разумных существ в познающих, вместе с пассивными орудиями наблюдения (каковы термометры, барометры, дождемеры, сейсмометры, оптические инструменты и т.п., составляющие необходимую принадлежность музеев с вышками, т.е. с обсерваториями) кладбищенские укрепления каждой деревни снабжаются и сверх того инструментом активным, змеем-громоотводом. Такие же укрепления каждого села снабжаются сложным змеем (системою змеев с громоотводами), состоящим из нескольких соединенных змеев. (Опыты с ним производились на десятом съезде естествоиспытателей и врачей.) Кладбищенские укрепления уездных городов должны быть снабжены громоотводами на аэростатах углеродо-водородных; укрепления губернских городов - громоотводами на аэростатах водородных и укрепления более центральных городов - громоотводами на аэростатах, наполненных эфирионом или, вообще, вновь открытыми газами, легчайшими водорода. Кладбищенские укрепления населенных мест снабжаются кроме того орудиями, заряжающимися более или менее сильными взрывчатыми веществами, открытие которых непрестанно продолжается и в видах, конечно, истребления; здесь же они будут употребляться для исследования влияния их на атмосферные явления. И тогда не нужно будет налагать невозможного запрещения на изобретения наистребительнейших орудий; не будет и проклятий, которые налагали на них в Средние века. К опытам и наблюдениям, касающимся влияния на атмосферные явления громоотводов и взрывчатых веществ, и призывается все население, подготовляемое для этого в школах. Само собою разумеется, что такие, повсеместно устрояемые станции назначаются не для того, чтобы по наблюдениям, в них производимых, делать предсказания, хотя бы и на продолжительные периоды, и не для того, чтобы предупреждать лишь о нашествии бурь и ураганов, хотя бы и в самые отдаленные места, а для того, чтобы ослаблять эти бури и ураганы при самом их зарождении, не тогда, когда они достигают такой силы, при которой борьба с ними уже невозможна. Для борьбы с бурями и ураганами будут созываться, мобилизоваться к местам зарождения их надлежащие силы с соответствующими орудиями. Распоряжения о мобилизации к определенному пункту со змеями той или иной силы подъема, с аэростатами и с орудиями определенной силы взрывчатого вещества делает Главная физическая обсерватория или Генеральный штаб, соображаясь с ходом циклонов и антициклонов по стекающимся отовсюду сведениям. Таким образом и сеть железных дорог, предназначенная для мобилизации войск против себе подобных, будет служить и при мобилизации разумных сил для борьбы с слепыми силами на два фланга - с суховеями, идущими с востока, и с влажными токами, несущими ливни с запада."

Текст статьи Н.Ф. Федорова "Обращение войска в естествоиспытательную силу"

08.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Л.И. Шестов. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Нитше (Философия и проповедь)

Л.И. Шестов. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Нитше (Философия и проповедь)

Шестов Лев Исаакович (1866 - 1938) русский философ, один из основоположников экзистенциальной философии, оказавший значительное влияние на творчество Булгакова.

Родился 31 января (13 февраля) 1866 году в Киеве, в семье богатого фабриканта Исаака Моисеевича Шварцмана. Обучался в Московском университете сначала на физико-математическом, затем на юридическом факультете.

По окончании университета Шестов занимается адвокатурой, проходит военную подготовку в качестве вольноопределяющегося, служит помощником присяжного поверенного, помогает отцу.

Из-за сильного переутомления, вызванного напряженной работой, Шестов заболел и был вынужден провести 1896—1897 гг. на лечении за границей, преимущественно в Швейцарии, где и жил, за исключением непродолжительных отъездов, вплоть до 1914 г.

В 1898 г. выходит первая книга философа «Шекспир и его критик Брандес», в 1900 г. — вторая — «Достоевский и Ницше. Философия трагедии», которую мы и предлагаем вашему вниманию.

Л.И. Шестов. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Нитше (Философия и проповедь)

06.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Л.А. Тихомиров. Наша наука и государственный строй

Тихомиров Лев Александрович (1852 - 1923) - политический деятель, публицист, религиозный философ.

Л.А. Тихомиров пишет: "Истинный представитель науки должен изучать и анализировать реальности, а не одни тексты закона. Тексты закона могут (хотя это и не нормально) неправильно выражать реальности или выражать ту прискорбную реальность, что в данной стране имеется хаотическая борьба государственных элементов, еще не сложившихся в прочные соотношения. Ум, действительно научный, конечно, не может не усмотреть этого в той или иной степени в современном государственном строе. Он не может скрывать от себя этого факта, конечно, весьма прискорбного, ибо при этом неизбежно рождается нестройность действия учреждений и предрекаются их изменения в будущем. Ум, действительно научный, анализируя реальности, может указать нам, какое соотношение сил наиболее естественно при наших условиях, и, следовательно, в каком направлении мы должны стараться подготовлять явно неизбежную реформу."

Полный текст статьи Л.А. Тихомирова "Наша наука и государственный строй"

Л.А. Тихомиров. Несколько слов о "конституции"

Л.А. Тихомиров пишет: "Дело в том, что устроение, конституирование государства в своей основной сущности есть устроение Верховной Власти. Коренную задачу государственного устройства (то есть этой инкриминированной "конституции") составляет определение способов действия Верховной Власти государства. Верховная власть юридически неограничима, и ограничивается только сама собой ("самоограничение" считается свойством Верховной Власти), или, как более правильно сказать, она ограничивается "содержанием своего собственного идеала". Но определение правильно и твердо установленных способов действия Верховной Власти совершенно необходимо для возможности порядка и права. Достигается оно установлением законов и законоустановленных властей, а также законом защищенных прав граждан и подданных.

Это старинная задача государства, а не какое-нибудь новшество. Она стояла перед Россией и до 1906 года, осуществлялась и прежними Основными Законами, давно утвердившими тот принцип, что Российская Империя управляется на твердом основании законов. Да иначе и быть невозможно..."

Полный текст статьи Л.А. Тихомирова "Несколько слов о "конституции"

Л.А. Тихомиров. Два способа реформы (1861 - 1906 гг.)

Л.А. Тихомиров пишет: "За последнее 50-летие Россия провела две огромные реформы, которых сопоставление естественно представляется взору в настоящее время. Мы говорим об освобождении крестьян в 1861 году и о создании народного представительства в 1906 г. Обе эти реформы связаны некоторой внутренней логикой, ибо с того момента, когда прекратилось крепостное состояние, разбивавшее нацию на два столь резко разграниченные слоя, не было уже никаких оснований лишать страну того необходимого элемента государственности, какой представляет народное представительство в государственных учреждениях.

Итак, казалось бы, что за разрешением в 1861 году крепостного вопроса, проведение народного представительства в служебные при Верховной Власти государственные учреждения совершится без особых трудностей. На деле вышло иначе, потому что наш европеизированный образованный класс не мог себе представить народного представительства иначе как в форме ограничения Царской власти: ограничение же ее постоянно оказывалось и вредным, и невозможным. "Завершение здания" реформы потому у нас несколько десятков лет являлось в виде стремления не завершающего, а разрушающего государственный строй. Так дожили мы до 1906 г..."

Полный текст статьи Л.А. Тихомирова "Два способа реформы (1861 - 1906 гг.)"

А.С. Пушкин. Воображаемый разговор с Александром I

Отрывок датируется: 1824, декабрь - 1825, февраль.

Традиционное мнение гласит, что Император Александр I заключил: «Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодежь наизусть их читает». Пушкина действительно едва не ссылают в Сибирь, но, благодаря усилиям Н.М. Карамзина, П.Я. Чаадаева и других друзей, Александр Сергеевич отправляется не на поселение, а в город Екатеринослав, переводом по службе. Отсюда Пушкин едет на Кавказ и в Крым, поправлять здоровье, неизвестно кем и когда испорченное.

А.С. Пушкин пишет в "Воображаемом разговоре с Александром I": "Когда б я был царь, то позвал бы Александра Пушкина и сказал ему: "Александр Сергеевич, вы прекрасно сочиняете стихи".... "

Отрывок А.С. Пушкина "Воображаемый разговор с Александром I"

А.С. Пушкин. О холере

Отрывок датируется предположительно 1831 годом.

А.С. Пушкин пишет: "В конце 1826 года я часто видался с одним дерптским студентом (ныне он гусарский офицер и променял свои немецкие книги, свое пиво, свои молодые поединки на гнедую лошадь и на польские грязи). Он много знал, чему научаются в университетах, между тем как мы с вами выучились танцевать. Разговор его был прост и важен. Он имел обо всем затверженное понятие, в ожидании собственной поверки. Его занимали такие предметы, о которых я и не помышлял. Однажды, играя со мною в шахматы и дав конем мат моему королю и королеве, он мне сказал при том: Cholera-morbus подошла к нашим границам и через пять лет будет у нас.

О холере имел я довольно темное понятие, хотя в 1822 году старая молдаванская княгиня, набеленная и нарумяненная, умерла при мне в этой болезни. Я стал его расспрашивать. Студент объяснил мне, что холера есть поветрие, что в Индии она поразила не только людей, но и животных и самые растения, что она желтой полосою стелется вверх по течению рек, что, по мнению некоторых, она зарождается от гнилых плодов и прочее - всё, чему после мы успели наслыхаться.

Таким образом, в дальном уезде Псковской губернии молодой студент и ваш покорнейший слуга, вероятно одни во всей России, беседовали о бедствии, которое через пять лет сделалось мыслию всей Европы..."

Отрывок А.С. Пушкина "О холере"

А.С. Пушкин. Начало автобиографии

А.С. Пушкин пишет: "Несколько раз принимался я за ежедневные записки и всегда отступался из лености. В 1821 году начал я свою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Они могли замешать многих и, может быть, умножить число жертв. Не могу не сожалеть о их потере; я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностию дружбы или короткого знакомства. Теперь некоторая торжественность их окружает и, вероятно, будет действовать на мой слог и образ мыслей.

Зато буду осмотрительнее в своих показаниях, и если записки будут менее живы, то более достоверны.

Избрав себя лицом, около которого постараюсь собрать другие, более достойные замечания, скажу несколько слов о моем происхождении..."

А.С. Пушкин. Начало автобиографи"

06.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни.

О неправильном понимании учения о святой Троицы и об Ангелах (Ответ студенту-филологу)

Ответы осуждающему Православную Церковь

О силе таинства елеосвящения

О почитании святых мощей

05.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

А.В. Амфитеатров. Дузе и "дузизм"

Александр Валентинович Амфитеатров (1862 - 1938) - популярный русский журналист, фельетонист, прозаик, литературный и театральный критик, драматург.

Речь в очерке идёт об Элеоноре Дузе - итальянской актрисе. Слава Дузе была всемирной. Ее портреты, кроме Репина, оставили Сарджент и Ленбах. Ее искусство высоко ценили Чехов, Станиславский, Шоу, Чарли Чаплин. В июле 1923 Дузе стала первой женщиной, чей портрет украсил обложку журнала Тайм. Она оказала большое влияние на Марту Грэм. Биография актрисы, написанная австрийским прозаиком Эмилем Райнхардтом (1928), была переведена на английский, французский, итальянский, португальский, польский, латышский языки, выдержала 15 изданий. Театры в нескольких городах Италии (Болонья и др.) носят имя Элеоноры Дузе. В 1953 Луиджи Коменчини включил архивные кадры с Элеонорой Дузе в свой фильм La Valigia dei sogni.

А.В. Амфитеатров пишет: "В молодости я не сразу отдался всецело литературе, но в течение нескольких лет двоился между нею и оперной сценой. Зимою 1886 года я очутился в Милане для усовершенствования своей примитивной школы пения. В качестве баритона попал к маэстро Буцци, семидесятилетнему старцу, прославленному тем, что некогда создал великого Антонио Котоньи.

Театральный сезон того года был в Милане чрезвычайно интересен. Я не мог следить за ним, потому что жил очень бедно, на скудный гонорар за корреспонденции в "Русские ведомости". К сожалению, этот первенствующий тогда русский орган либеральной мысли мало интересовался итальянскими делами, а потому мне было не до театров, только бы обедать каждый день и не должать за уроки. Так что из всей пестроты чудес, выказанных тогдашними миланскими музами, я был очевидцем лишь наиболее ярких. Три из них запечатлелись в моей памяти неизгладимо..."

Полный текст очерка А.В. Амфитеатрова "Дузе и "дузизм" "

А.В. Амфитеатров. Александр Иванович Чупров

Очерк посвящён Александру Ивановичу Чупрову - российскому учёному-экономисту, статистику, общественному деятелю, член-корреспонденту Петербургской АН.

А.В. Амфитеатров пишет: "Как громом поразило меня известие о внезапной смерти Александра Ивановича Чупрова... Есть имена, сами за себя говорящие настолько выразительно, что прибавление к ним какого бы то ни было профессионального определения не только не поясняет их, но как-то даже затемняет, принижает, умаляет, суживает, почти опошляет их истинное значение. Поэт Пушкин, беллетрист Тургенев, публицист Герцен, профессор истории Грановский странно звучат в ухе русского человека, хотя Пушкин действительно был поэтом, Тургенев - беллетристом (и не любил же он это неуклюжее слово!), Герцен - публицистом и Грановский - профессором истории. Имена эти стали для интеллигентных масс символами своих идей настолько полно и прочно, что попытка еще добавочно разъяснять их эпитетами и определениями уже излишня и даже как будто оскорбительна. Пушкин, Тургенев, Герцен, Грановский - четыре самопонятные созвездия идей, воплощенных в четырех исторических именах бесконечным разнообразием мысли и чувства, несчетною пестротою силы и красоты. Бывают такие имена всемирные, бывают всероссийские, бывают местные. Кто, например, в Петербурге не знает и не помнит имя Ореста Миллера? А я уверен, что из знающих и помнящих это имя большинство давным-давно уже позабыло, когда и где Орест Миллер профессорствовал, какую науку читал, и хорошо или дурно. Потому что - не в том дело. Что было нужно Петербургу в Оресте Миллере, что составляло общественную суть и мысль его явления, то и осталось жить навсегда: имя превратилось в вечную идею возвышенного и самоотверженного гуманизма, а все земные временные оболочки его истлели по мере того, как сгнивало в могиле успокоенное тело..."

Текст очерка А.В. Амфитеатрова "Александр Иванович Чупров"

А.В. Амфитеатров. Украинская Дузе

Очерк А.В. Амфитеатрова посвящён Марье Константиновне Заньковецкой - российская, украинская и советская актриса, народная артистка Украинской ССР. Заньковецкая играла самые разнообразные роли, начиная с весёлых, вроде Приськи («По ревизии»), и кончая глубоко-драматическими в пьесах «Наймычка», «Пока солнце взойдёт, роса очи выест», «Не так склалося, як ждалося» и др. Наиболее талантливо у неё выходили роли беззаветно любящих и кротких молодых женщин. В Петербурге Заньковецкая с успехом выступала и в «Татьяне Репиной», русской пьесе.

А.В. Амфитеатров пишет: "Заньковецкая для Украины - артистка и того же богатырского века, и того же высокого уровня, что в Италии Элеонора Дузе, в России Ермолова, в Польше Елена Модржеевская: предельная высокая ступень, на которую поднялось драматическое одарение и художество народности. Украинская сцена всегда была очень бедна репертуаром, но огромно богата актерскими силами. Однако ни одна из них не достигала высоты и могущества Заньковецкой.

Меня просто изумляет, что кончина ее не вызвала всеукраинского надгробного рыдания. Если художество в состоянии содействовать росту и укреплению национальной идеи, то кто же более Заньковецкой сделал для выяснения в глазах русского общества женской украинской души? Кто убедительнее учил чувствовать и любить поэзию, грусть и юмор Украины? Заньковецкая в украинском театре - такая же непреложная величина и духовная власть, как Тарас Шевченко в украинской поэзии. Странно, непостижимо странно, как это украинское общество сперва допустило Заньковецкую впасть в такое глубокое забвение, что она как бы умерла заживо, а теперь, когда ее в самом деле не стало, оно "из равнодушных уст слышит смерти весть и равнодушно ей внимает"..."

Полный текст очерка А.В. Амфитеатрова "Украинская Дузе"

04.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

С.П. Шевырев. Отголосок из Италии 1833 год

Шевырев Степан Петрович (1806 - 1864). Русский литературный критик, историк литературы, поэт; академик Петербургской Академии наук.

С.П. Шевырев пишет: "Италия, эта беспечная страна-художник, влюбленная в свое dolce far niente (праздность (ит.)), в истекшем году имела несколько блестящих мгновений, которые вспыхнули ярко и показали, что чувство прекрасного еще живо на своей родине. Италия, высказав свои страдания в лице одного из сынов своих, тронула всех до слез чистою, святою книгою Сильвио Пеллико; ею обновила она в душах живительное чувство веры, это чувство, которое, к сожалению, замирает в иссохшем сердце западной Европы и еще так свежо в изнеможенной Италии. Пеллико показал людям пример великодушного страдания, образец жизни непорочной, девственной, утешительной для всякого в век шатких правил, шатких понятий о нравственности и добродетели. Франция издала многие тысячи книг; Италия дала нам только одну, но ее книга своею истиною, своею жизнию, своею душою и чистотой всплывает над этой грязной земляной словесностью, над этой кучей записок, романов, драм без истины, без жизни, без души, книг нечистых, пустых, фальшивых, где ложь, страсть говорит, надменность и славолюбие, горячка самораздраженного воображения неутомимо приводили в движение типографские станки и, болтая наперерыв, заглушали тихий исторический рассказ какого-нибудь честного исследователя и мирные беседы любителей науки. Книга Сильвио Пеллико вознеслась над всеми этими книгами, как легкий фимиам над смрадом и дымом, как молитвенная песнь над буйным хором мятежа и пира, как ангел над людьми..."

Полный текст очерка С.П. Шевырева "Отголосок из Италии 1833 год"

А.А. Фет. Из деревни (1863)

Афанасий Афанасьевич Фет (1820 - 1892) русский поэт-лирик, переводчик, мемуарист.

А.А. Фет пишет: "Говоря об образовании, в противоположность воспитанию, мы находили, что воспитание должно иметь своим результатом привычку свободно действовать в кругу ясно обозначенных неизменных законов, привычку, переходящую наконец в природу. Итак, первое средство к народному воспитанию — положительные и бдительно охраняемые законы, относятся ли они к нравственному или только физическому проявлению воли и выражаются ли в письменах или изустных преданиях, обычаях, обрядах. В этом смысле мы не можем назваться народом воспитанным. Но и в общей невоспитанности есть свои степени. Крестьянин, старообрядец, строго держащийся древних преданий, — люди, более или менее воспитанные в народно-русских понятиях; высший круг — люди, более или менее воспитанные во французских понятиях. Рождается вопрос: в каких преданиях воспитаны люди, отвергающие всякое предание во имя мнимо-научного движения? Мы не раз говорили и приводили примеры тому, что истинная наука чужда враждебных отношений к жизни. Но недоноски науки, преимущественно у нас на Руси, по исключительности положения, находятся в особых нравственных условиях. Они среди общей невоспитанности могут по преимуществу назваться невоспитанными. Какое явление представляет нам в этом смысле Базаров? Он отстал от народа и не пристал к обществу. От первого он сам и руками и ногами, и во второе его не пускают. Нашлась одна Одинцова, да и та потом раскаялась.

Базаров одинаково непонятен и угловат в избе и в гостиной. Ему хорошо только в своем тесном кружке, где нет преданий, нет законов, где все хорошо, все дозволено, где с равным бессмыслием можно рыться немытыми руками и в чужих верованиях, и во внутренностях лягушек и разложившихся трупов..."

Полный текст цикла журнальных очерков А.А. Фета "Из деревни (1863)"

Н.С. Гумилев. Переводы стихотворные

Николай Степанович Гумилев (1886-1921) русский поэт Серебряного века, создатель школы акмеизма, переводчик, литературный критик, путешественник.

Н.С. Гумилев пишет: "Существуют три способа переводить стихи: при первом переводчик пользуется случайно пришедшим ему в голову размером и сочетанием рифм, своим собственным словарем, часто чуждым автору, по личному усмотрению то удлиняет, то сокращает подлинник; ясно, что такой перевод можно назвать только любительским.

При втором способе переводчик поступает в общем так же, только приводя теоретическое оправдание своему поступку; он уверяет, что если бы переводимый поэт писал по-русски, он писал бы именно так. Этот способ был очень распространен в XVIII веке. Поп [Александр] в Англии, Костров у нас так переводили Гомера и пользовались необычайным успехом. XIX век отверг этот способ, но следы его сохранились до наших дней. И теперь еще некоторые думают, что можно заменять один размер другим, например, шестистопный пятистопным, отказываться от рифм, вводить новые образы и так далее. Сохраненный дух должен оправдать все. Однако поэт, достойный этого имени, пользуется именно формой, как единственным средством выразить дух. Как это делается, я и постараюсь наметить сейчас..."

Полный текст статьи Н.С. Гумилева "Переводы стихотворные"

Дашкова Екатерина Романовна. Записки

Дашкова Екатерина Романовна (урождённая Воронцова), княгиня (1743 - 1810). Подруга и сподвижница императрицы Екатерины II, участница государственного переворота 1762 года, президент Российской академии.

Родилась 17 марта 1743 г.; дочь графа Романа Илларионовича Воронцова. Она была крестницей императрицы Елизаветы Петровны и великого князя, впоследствии императора, Петра Федоровича.

В шестнадцать лет вышла замуж за князя Михаила Дашкова, известного аристократа, ведущего свои корни от Рюриковичей, и переехала с ним в Москву.

Екатерина II, указом от 24 января 1783 года, назначила Дашкову на пост директора Императорской Академии наук и художеств при президентстве графа К.Г. Разумовского. Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова стала первой женщиной в мире, которая управляла академией наук. По её предложению была также открыта Российская Академия (21 окт. 1783 г.), имевшая одной из главных целей исследование русского языка, и Дашкова стала её первым президентом.

По почину Дашковой был основан журнал «Собеседник любителей российского слова», выходивший в 1783 и 1784 (16 книжек) и носивший сатирическо-публицистический характер. В нём участвовали лучшие литературные силы: Державин, Херасков, Капнист, Фонвизин, Богданович, Княжнин. Здесь помещены были «Записки о русской истории» имп. Екатерины, её же «Были и небылицы», ответы на вопросы Фонвизина, «Фелица» Державина.

По мысли Дашковой издавался сборник при академиии: «Российский Театр». Главным научным предприятием российской академии было издание «Толкового словаря русского языка». В этом коллективном труде Дашковой принадлежит собирание слов на буквы Ц, Ш, Щ, дополнения ко многим другим буквам; она также много трудилась над объяснением слов (преимущественно обозначающих нравственные качества). 29 ноября 1783 года на заседании Российской Академии Наук Дашкова предложила использовать печатную букву «Ё».

Сбережение многих академических сумм, умелое экономическое управление акдемией — несомненная заслуга Дашковой. Лучшей оценкой её может служить то, что в 1801 г., по вступлении на престол императора Александра I, члены российской акдемии единогласно решили пригласить Дашкову снова занять председательское кресло в академии (Дашкова отказалась от этого предложения).

Дашкова Екатерина Романовна. "Записки"

03.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

П.В. Анненков. "Гроза" Островского и критическая буря. Ответ критику "Грозы" в журнале "Наше время"

Анненков Павел Васильевич (1813–1887), русский литературный критик, мемуарист, эстетик.

П.В. Анненков пишет: "Стоустая молва, как говорилось в старину, определила вашу статью по поводу новой комедии г. Островского: "Гроза". Незадолго до появления критической бури, как вы называете сами свою рецензию, разнеслись слухи, что туча скопляется на листках нового журнала вашего, от которого мы уже теперь, имея в руках несколько №№, можем ожидать много добра и пользы. Слухи не обманули публику. Журнал ваш родился очень почетно, притреске и громе критических залпов. С другой стороны, все слухи и толки оказались ниже дела. Они возвращали только едкую критическую статью, но нисколько не намекали на настоящую цель ее - лишить г. Островского возможности дальнейшего литературного существования, превратить его имя в пустой звук, сделать из счастливого и сильного деятеля нашего времени жалкий призрак без значения, наподобие тех отживших писателей, присутствие которых уже не чувствуется людьми, которые уже почти не дают от себя тени, как сказочный Питер Шлемиль. С первых же строк рецензии большинству ваших читателей, а в том числе и мне, ничего более не оставалось делать, как отказаться от коренных своих убеждений, от признанных эстетических истин, от свидетельств чувств и, наконец, чуть-чуть не от рассудка. Рецензия говорила твердо, решительно: читатель ясно распознавал приглашение обернуться назад, покаяться во всех своих прежде добытых мнениях касательно истины и красоты художественных представлений, словом, - торжественно отречься от всей прежней умственной жизни, как от наваждения лукавого: vade retro, Satan! (отойди, сатана (лат.)) Где слышалась ему прежде живая народная речь, там рецензия советовала ему воскликнуть вместе с нею: подбор одних грамматических искажений; где чудился ему свежий источник поэзии, там она твердо решала: грязное болото, подлежащее ведению полиции общественного здоровья; где, наконец, признавал он выражение глубокой психической игры чувств и мыслей, там следовало ему, по указанию рецензии, видеть только беснующееся животное, застигнутое в минуту своего болезненного пароксизма. Беспрестанная угроза отнять г. Островского у публики безвозвратно и окончательно особенно запутывало дело, увеличивая общее смущение. Так пробежали и мы две статьи рецензии, разделенные довольно долгими промежутками времени, и каждый раз со страхом в сердце: вот придется объявить себя человеком, косневшим дотоле в слепоте и невежестве! Перспектива, согласитесь, весьма неутешительная!.."

Полный текст статьи П.В. Анненкова "Гроза" Островского и критическая буря. Ответ критику "Грозы" в журнале "Наше время"

П.В. Анненков. Старая и новая критика

П.В. Анненков пишет: "Несмотря на разнообразие требований и стремлений нашей современной критики изящного, можно, кажется, усмотреть два основные начала в ее оценке текущих произведений словесности. Начала эти и прежде составляли предмет деятельной полемики между литераторами, а в последние пять лет они обратились почти в единственный серьезный вопрос, возникавший от времени до времени на шумном поле так называемых обозрений, заметок журналистики. Начала, о которых мы говорим, по существу своему еще так важны в отношении к отечественной литературе, еще так исполнены жизни и значения для нее, что там только и являлось дельное слово, где они были затронуты, там только и пропадали личные страсти и легкая работа присяжного браковщика литературы, где они выступали на первый план. Спешим сказать, что начала эти были: идея о художественности произведений и идея о народности. Посильное определение их с одной стороны, а с другой стороны, сомнение в возможности и пользе определения их составляли и составляют доселе спорный пункт в критике, имеющий силу тотчас же изгонять из нее систему личных, произвольных мнений, объясняющих всегда более темперамент и характер рецензента, чем самое дело. Без этого спорного пункта статьи рецензентов могли служить, с редкими исключениями, только успешным средством для изучения их самих, а совсем не предмета их исследований. Само собою разумеется, что и умы читателей вращались в том же кругу, упадая тотчас, как выходили из него в сферу симпатий и антипатий критиков, в сферу их умственных привычек, а иногда и в сферу их частных дел..."

Полный текст статьи П.В. Анненкова "Старая и новая критика"

П.В. Анненков. Заметки о русской литературе 1848 года

П.В. Анненков пишет: "Мы думаем, что поступим весьма основательно, если не будем утомлять своих читателей полным обозрением небогатой литературной деятельности прошлого, 1848-го года, - одним из тех обозрений, которые всегда неизбежно сбиваются на сухой перечень, а поговорим здесь только о журнальной беллетристике, значение которой поймется легко теми, кто знает, что журналы поглощают деятельность всех еще пишущих наших литераторов...

Начнем с "Отечественных записок" (1848 г.), где образовался круг молодых писателей, создавший, уже довольно давно, какой-то фантастически-сентиментальный род повествования, конечно, не новый в истории словесности, но, по крайней, мере новый в той форме, какая теперь ему дается возобновителями его.

Всякий несколько занимающийся отечественною словесностию, знает наперед, что изобретатель этого рода был г. Ф. Достоевский, автор "Бедных людей". Он положил ему основание повестями "Двойник" и "Хозяйка" и, как видно, собирался дать ему важное значение, прерванное однако ж всеобщим неодобрением. Кому не казалось при появлении "Хозяйки", что повесть эта порождена душным затворничеством, четырьмя стенами темной комнаты, в которой заперлась от света и людей болезненная до крайности фантазия? Отсюда выходит круг писателей, преимущественно занимающихся психологической историей помешательства. Они уже любят сумасшествие не как катастрофу, в которой разрешается всякая борьба, что было бы только неверно и противохудожественно; они любят сумасшествие - для сумасшествия. С первого появления героя их движения его странны, речь бессвязна, и между ним и событиями, которые начинают развиваться около него, завязывается нечто вроде препинания: кто кого перещеголяет нелепостью. Надо сознаться, что основатель направления - Ф. Достоевский, остается до сих пор неподражаемым мастером в изображении поединков такого рода. Но кто же не согласится, что при этом случае сумасшедшие оказывают особенную услугу авторам? Они освобождают их от труда, наблюдения и делают совершенно излишним то художническое чутье, которое указывает материалы годные и негодные для создания. Зачем им это? Всякая мысль, первое попавшееся слово, самая произвольная выдумка, - все годно для сумасшедшего: не чиниться же с ним, в самом деле! Если бы мы хотели подтвердить выписками справедливость нашего осуждения, мы бы могли представить примеры, которые были бы приняты, вероятно, за неудачную шутку. Разумеется, что, раз отдавшись без оглядки собственной фантазии, отделенной от всякой деятельности, авторы этого направления уже и не думают об оттенках характеров, о живописи, так сказать, лица, о нежной игре света и тени на картине. Требования эти замещаются туманным стремлением к величию характеров, тяжелым поиском колоссальности в образах и представлениях. И действительно, к концу рассказа главное лицо облекается в некоторый род величия, но величие это весьма близко подходит к тому, которым поражает бедняк с картонным венцом на голове и деревянным скипетром на страдальческом ложе своем..."

Полный текст статьи П.В. Анненкова "Заметки о русской литературе 1848 года"

03.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Письма прп. Амвросия Оптинского к Превосходительной NN. (1876-1886) Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни.

Письма прп. Амвросия Оптинского к Превосходительной NN. (1876-1886) Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам

02.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

В.В. Розанов. К 100-летию Пушкинского лицея

Василий Васильевич Розанов (1856 - 1919) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.

В.В. Розанов пишет: "Благочестивая в науке семья Гротов все продолжает подвизаться на словесно-книжном поле: Конст. Яковл. Грот, сын приснопамятного академика Якова Карл. Грота, наставника императора Александра III, издал к столетию Александровского лицея, бывшего "Царскосельского", которое исполняется 19 октября 1911 года, огромный том, документально живописующий быт, историю и нравы, капризы и веселости, успехи и неуспехи отроческого гнездышка Пушкина... Бумаги, составляющие этот том, все были собраны его отцом, и по ним он составил дважды изданную книгу: "Пушкин, его лицейские товарищи и наставники". Конст. Як. Грот, однако, справедливо думает, что самые "бумаги" эти достойны издания во всей полноте своей, не только для ученых, для которых "все важно", но и для широких образованных слоев общества, для которых перелистать и местами погрузиться в чтение этих "документов" так же занимательно, как и в каждую новую книжку "Русск. Архива" или "Русск. старины", а по питомцам лицея и привлекательнее даже. Спасибо трудолюбивому профессору... Все Гроты отличаются какою-то благочестивою, благородною памятью: для первого "Большого Грота" лицей был священен, как место собственного воспитания, сливавшееся с местом воспитания любимейшего и величайшего поэта Пушкина, посещения коего он еще помнил. Пушкин посетил лицей два раза, в 1828 г. и в 1831 году. О первом посещении Я.К.Грот рассказывает: "Мы (воспитанники лицея) следовали за ним тесною толпою, ловя каждое его слово..."

Полный текст статьи В.В. Розанова "К 100-летию Пушкинского лицея"

В.В. Розанов. О Пушкинской Академии

В.В. Розанов пишет: "Наперерыв вся Россия думает, как еще и еще увенчать своего Пушкина. Италия, страна художеств, давала капитолийское венчание избранникам; смотря на всероссийские сборы к торжеству столетия рождения великого поэта, невольно приходит на ум, что Россия впервые дает избраннику ума и муз что-то похожее на это капитолийское венчание. Ко дню этому готовятся целые города. В газетах появляется известие, что вот "такой-то город" "так-то думает отпраздновать юбилей". И, главное, нет инициатора этих приготовлений; даже нет никого главного в них; нет руководителя. Готовится Россия, готовятся все, и все делается само собою. Это самая замечательная сторона в плетении венка, самая симпатичная..."

Полный текст статьи В.В. Розанова "О Пушкинской Академии"

В.В. Розанов. Рецензия на книгу: Иван Щеглов. Новое о Пушкине

В.В. Розанов пишет: "Книжка написана во дни недавнего юбилея Пушкина и состоит из двух половин: наблюдений и размышлений. Первые составили содержание статей: "Пушкинские дни в провинции", "Письма крестьян о Пушкине", "Беседа со старухой, знавшей Пушкина", "Оригинальные дорожные встречи", "Дом, где скончалась няня Пушкина", "На могиле жены поэта". Все эти статьи представляют более любви автора к Пушкину, нежели заключают интересного в отношении к самому Пушкину. Увы, подобные находки уже теперь невозможны! Скрылось величайшее солнце нашей поэзии за горизонт; и мы, несущие в уме своем и сердце фосфористое сияние от его лучей, похожи на древних язычников, которые привскакивают кверху или бегут на ближайший холм, чтобы через какое-нибудь неестественное усилие еще раз увидеть уже невидимого "бога". Хлопоты, поездки, расспросы г. Щеглова показывают мучительную жажду хоть что-нибудь ухватить там, где очевидно нельзя ничего ухватить. Лучшая статья в этом отделе и, может быть, во всем сборнике: "На могиле жены Пушкина". Безмерно любя память поэта, И.Л.Щеглов снимает с жены его все упреки, нелепо повешенные усердными и бестактными биографами поэта. Многие изумляются, как это "великий Пушкин" мог привязаться к столь "малой женщине". В самом деле, хорошенько рассчитав по пальцам, он мог бы соединить судьбу свою с какою-нибудь читательницею Гизо и прожить с ней покойно лишние 20 - 30 лет. Мы не знаем в Пушкиной главного и единственного, что для такого приговора нам нужно знать: ее живой фигуры и лица, ее живых манер и движений. Нисколько она и не предлагала Пушкину учености, образования, ума. "Она покоилась стыдливо", как описал он первое впечатление, решительно никого не ища, ничего не предлагая, ничего о себе не говоря и ничего от себя не обещая. Г. Щеглов только группирует отзывы о ней и отрывки сохраненных от нее разговоров и показывает, до чего это было невинное дитя, невинное - без всяких дальнейших определений. Эта-то бесконечная непосредственность невинности, т.е. душа ее, а не одна эстетика ее тела, и вскружила голову Пушкину, повергнула его в "богомольное" отношение. До чего между ними не образовалось никакой связи, можно видеть из того, что она называла его "Пушкин", "мой Пушкин", а не "муж" и не "покойный мой муж". Единственно, что она могла постигнуть в отношении к нему - это верность, и была ему верна. Но больше она ничего не могла понять, что еще нужно от нее. Ну, например, она не любила его стихов, никаких, кроме посвященных ей. - "Господи, - сказала она раз у Смирновой, когда он стал читать последней новые стихи, - до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!" Он сделал вид, что не понял (какая характерная черточка душевного разъединения между женою и мужем), и отвечал: "Извини, этих ты еще не знаешь: я не читал их при тебе". - "Эти ли, другие ли, - все равно. Ты вообще надоел мне своими стихами". Он смутился. Между тем она с чрезвычайным интересом слушала россказни Смирновой о ее институтском житье-бытье, и т.д..."

Полный текст рецензии В.В. Розанова на книгу: Иван Щеглов. Новое о Пушкине

01.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

М.Н. Катков. Постом и молитвой искупим нашу вину по отношению к воспитанию настоящего поколения

Катков Михаил Никифорович (1818 - 1887) - русский публицист, издатель, литературный критик.

М.Н. Катков пишет: "Первоначальное христианство в годины гонений и наша Древняя Русь во время великих народных бедствий, голода и повальных болезней устанавливали пост и молитву. Обычаи древности не по плечу нашему расслабленному времени, но глубокая мысль, лежащая в посте и покаянии, не теряет силы и ныне. Не хотели по доброй воле, так под ударами должны мы очнуться, отрезвиться, самоуглубиться, сознать причины наших несчастий, чтобы возродиться нравственно. Не сделаем этого теперь - тем хуже для нас, тяжелее будет расплата впоследствии, а ее не избежать, таков непреложный закон Божией правды. Не будем самообольщаться, не будем сваливать всю вину на ничтожную кучку ошалелых мальчишек; виноваты они, но еще более виноваты мы. Мальчишки - это наши дети, и не только по плоти, но и по духу, и что бы мы ни говорили, нам не отвертеться от правдивого укора. Мы вскормили эту среду, среди нас она взросла, мы ее поддержали нашей дешевой насмешкой, легкомысленным, детским отношением ко всем основам общественной жизни; мы сами в ослеплении помогали расшатывать один за другим все нравственные и исторические устои общежития..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Постом и молитвой искупим нашу вину по отношению к воспитанию настоящего поколения"

М.Н. Катков. Конституция и представительство

М.Н. Катков пишет: "В последнее время общим лозунгом было: не нужно конституции, нужно только представительство. Это почти то же, что и недавний крик по другому, более скромному, учебному вопросу: сокрушить без ломки. Между конституцией и представительством не более разницы, чем между ломкой и крушением. Это шаг более или менее широкий на пути ослабления власти. Конституция и какое бы то ни было выборное государственное представительство в настоящую пору, при данных обстоятельствах, - это совершенно одно и то же. Это будет началом исполнения программы так называемого интернационального общества, поставившего своей главной задачей "уничтожить самодержавие в России, aneantir l'absolutisme de la Russie". Кто хочет вывести нас на этот путь именно в эту минуту, те знают, куда он ведет. Скажут: можно остановиться на пути, где будет уместно и благовременно. Напрасно. Если бы мы теперь, даже теперь, не оказались достаточно сильными, чтобы воздержаться, то каким образом будем мы сильнее после того, как уже двинемся на путь ослабления, и где тот пункт благополучия, на котором могли бы мы остановиться и сказать: доселе и не дальше? Какой вид на этом пункте представит Россия? Бог, мы верим, в конце концов спасет наше отечество; но чего будет стоить это испытание, на которое его толкают одни - в откровенных видах конечного разрушения, другие - в неразумной податливости на всякое веяние, не отдавая себе отчета, чего хотят. Мы знаем русский народ, знаем его историю, знаем, чем он силен, мы знаем также, что нам теперь нужно. Нам нужно теперь именно то, чем во всех своих сословиях всегда был силен русский народ. Он всегда был силен своим патриотическим духом, своей единодушной преданностью Престолу, чувством своего безусловного, "абсолютного" единства с Царем. Это сила испытанная, сила великая, сила, создавшая Россию и возвысившая ее. Только этой силе обязаны мы нашим национальным могуществом. Ей мы обязаны нашим спасением во всех испытаниях, к ней, стало быть, и теперь должны мы обратиться и в ней искать опоры. На русскую патриотическую партию, если только это партия, - вот на что единственно может опереться наше правительство или вот какой партии должно быть наше правительство..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Конституция и представительство"

М.Н. Катков. Единственный царский путь

М.Н. Катков пишет: "Предлагают много планов... Но есть один царский путь.

Это не путь либерализма или консерватизма, новизны или старины, прогресса или регресса. Это и не путь золотой середины между двумя крайностями. С высоты царского трона открывается стомиллионное царство. Благо этих ста миллионов и есть тот идеал и вместе тот компас, которым определяется и управляется истинный царский путь.

В прежние века имели в виду интересы отдельных сословий. Но это не царский путь. Трон затем возвышен, чтобы пред ним уравнивалось различие сословий, цехов, разрядов и классов. Бароны и простолюдины, богатые и бедные, при всем различии между собой, равны пред Царем. Единая власть, и никакой иной власти в стране, и стомиллионный, только ей покорный народ - вот истинное царство.

В лице Монарха оно владеет самою сильной центральной властью для подавления всякой крамолы и устранения всех препятствий к народному благу. Оно же, упраздняя всякую другую власть, дает место и самому широкому самоуправлению, какого может требовать благо самого народа, - народа, а не партий..."

Полный текст статьи М.Н. Каткова "Единственный царский путь"

01.03.2010 в библиотеку сайта "Литература и жизнь" добавлены следующие материалы.

Старец Амвросий Оптинский. О митрополите Филарете

Иеросхимонах Амвросий (Гренков) (1812 - 1891) - (до пострижения Александр Михайлович) - иеромонах, старец Козельской Введенской Оптиной пустыни, Калужской губ.

Митрополит Филарет (в миру Васи?лий Михайлович Дроздов) (1782 - 1783), Коломна, Московская губерния — 19 ноября (1 декабря) 1867, Москва) — епископ Российской Православной Церкви; с 3 июля 1821 архиепископ (с 22 августа 1826 — митрополит) Московский и Коломенский. Член Российской академии (1818). Крупнейший российский православный богослов XIX века.

В 1994 году Русской православной церковью прославлен в лике святых в святительском чине.

Амвросий Оптинский пишет: "Пишете мне о покойном Московском святителе словом Писания: паде кедр великий, плачевопльствите ели. Воистину так. Зная все хорошо сами о великом сем муже, спрашиваете и моего грешнаго мнения. Псаломския слова: Долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое, исполнившияся на самом деле на сем великом Первосвятителе, ясно показывают, что он жил в помощи Вышняго и во всю жизнь свою водворялся под кровом Бога Небеснаго, охраняемый Ангелами Его на всех путех своих; он наступил на аспида и василиска, и попрал льва и змия, постепенно испытывал на себе все писанное в псалме сем..."

Полный текст письма Амвросия Оптинского "О митрополите Филарете"

Старец Амвросий Оптинский. Шесть писем старца Амвросия к графу А.П. Толстому (Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам)

Старец Амвросий Оптинский пишет: "У Господа Бога средств много к тому, чтобы благовременно обратить мысль и заботу человека к единому на потребу, и преимущественно к сказанному Господом в Евангелии: "Будите готови на всякое время, яко не весте ни дне ни часа, в оньже Сын Человеческий приидет". Ежели, по слову св. Иоанна Лествичника, мысль о смерти великую пользу приносит христианину, то кольми паче приготовление к смерти много может воспользовать душу того, кто с верою и упованием ожидает своего исхода из этой жизни. Вам кажется, что заботливость о приготовлении к смерти делает вас менее способным ко всему доброму и необходимому. Но это несправедливо. Вам кажется так потому, что вы не вполне уверены в будущей своей участи. Но кто же может быть вполне уверен в этом, когда и совершенные, и угодники Божии, как например Арсений Великий и Агафон Великий, не без страха ожидали приближения часа смертнаго? Преподобномученик Петр Дамаскин говорит, что спасение христианина обретается между страхом и надеждою, и потому ни в каком случае не должно ни дерзать, ни отчаяваться. Вы жалуетесь на старыя привычки и на представляющуюся вам леность. Но кто из больных не чувствует разслабления душевнаго и телеснаго? Недавно в "Душеполезном Чтении" напечатана беседа св. Анастасия Синайскаго на 6-й псалом (месяц март). Нахожу, что беседа эта очень прилична к настоящему вашему положению. Прочтите ее со вниманием сами или прикажите прочесть,- и прочтите не раз. В ней вы найдете много такого, что может вас и успокоить, и укрепить, и вразумить, на что должно обратить преимущественно внимание ваше касательно известнаго приготовления. Внешнее же приготовление, как я думаю, должно вам начать с двух главных предметов: написать духовное завещание и принять таинство елеосвящения, по предварительной исповеди и причащении. К чему из двух должно приступить прежде, это все равно,- как обстоятельства укажут..."

Старец Амвросий Оптинский. "Шесть писем старца Амвросия к графу А.П. Толстому (Из собрания писем оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам)"

"Жёлтые" новости наших проектов

Март 2010 года. Жёлтые новости земетно оскудели и это не удивительно. Что и говорить! Наш нежнолюбимый и горячообожаемый администратор Сентябрьский Лис отсутствует на форуме уже больше месяца! Жизнь на фоуме замерла и это объяснимо: "Сентябрьский Лис" без Сентябрьского Лиса - НЕ "Сентябрьский Лис"!!! Весь форум в печали ждёт, когда же наконец вернётся наш ненаглядный администратор Сентябрьский Лис!...

Наши проекты